Обречённая - Тери Терри

Я плюхнулась на кровать.

– Вид у тебя усталый.

– Мало сплю в последнее время.

– Из-за Шарлиз?

– Ага. А еще из-за сестры и отца Лукаса. Они оба в тюрьме, и виновата в этом я.

Ава заняла стул неподалеку.

– Виновато правительство. И те, кто бездействует. А не ты, потому что ты не сидишь сложа руки.

– Спасибо, конечно, но…

– Никаких «но». Вздремни до звонка.

Я растянулась на кровати и закрыла глаза. Ава принялась гладить меня по плечу, по волосам, убаюкивая голосом. Она рассказывает, чем шестой класс занимается на уроках химии, и я засыпаю. Вполне ожидаемо.

Когда наконец зазвонил телефон, я подпрыгнула от неожиданности – нервы уже на пределе.

Ава протянула мне трубку, но я притянула ее ближе, чтобы мы обе могли слышать.

– Привет, – говорю я.

– Привет.

– Ава тоже слышит.

– Привет, – говорит она.

– Спасибо, что пустила пожить, Ава. Ты нас очень выручила. И поблизости как раз нет пропускных пунктов.

– Без проблем, – отвечает Ава. – Что-нибудь известно о Молли и папе?

– Нет. А о Шарлиз? – спрашивает он.

Я вздыхаю.

– Нет. Чем нас порадуешь?

– «БЕДА» набирает огромную популярность – лайки, репосты, комментарии. Но мы тут поговорили и решили: если хотим добиться перемен и чтобы нас воспринимали серьезно, пора заявить о себе по-крупному.

– «Мы»? Кто мы? – спрашиваю я.

– Я и Джуро, парень Молли. Он был на протесте в защиту Кензи.

– Мы знакомы, – говорит Ава.

– В общем, мы решили, что пришло время для решительных действий, – сказал Лукас.

– Решительных, но мирных, надеюсь? – беспокоюсь я.

– Конечно. Вносите предложения, позже обсудим.

– Хорошо. Береги себя, – говорю я.

Мы прощаемся. Я передаю Аве телефон и валюсь на кровать. Заявить о себе по-крупному?

Самая важная часть #БЕДЫ.

Борьба.

– Будь осторожна, Сэм. Я понимаю еще выкладывать анонимные посты в сеть, но мне не нравится, как звучат эти «решительные действия» Лукаса.

– Я не могу отсиживаться за спинами других людей и увиливать от помощи им.

– Я знаю, ты чувствуешь, что должна выступить против отца, и понимаю причину, но не следует выражать свой протест публично – ни к чему хорошему это не приведет. И никак не поможет Шарлиз, где бы она ни была. Или семье Лукаса.

Сэм опускает взгляд, и на щеки ложатся тени от темных ресниц.

– Знаю, – говорит она со вздохом. Я легко касаюсь ее руки, но она крепко сжимает мою ладонь.

– Просто пообещай все взвесить, прежде чем соглашаться. Сначала хорошо выспись, а когда мысли прояснятся, еще раз все обдумай.

– Хорошо, обещаю, – говорит Сэм и поднимает взгляд. Однажды я пыталась перенести этот взгляд на бумагу, но никак не удавалось передать увиденное.

– Когда ты в последний раз рисовала? – спрашиваю я.

Сэм удивленно вскидывает брови и качает головой.

– Почему нет?

– По разным причинам. Мысли заняты другим, да и некогда. Сейчас я не рисую, а делаю фотографии. Никакой рисунок не может передать жизнь настолько правдоподобно, как снимок.

– Может быть, если снова начнешь рисовать, на многое взглянешь более ясно? Или хотя бы расслабишься и уснешь.

Она склонила голову к плечу.

– Наверное. Не знаю. Спасибо, Ава. Как бы то ни было, нам надо поговорить еще кое о чем – о субботе.

Я неуютно поерзала на стуле. Церемония кремации папы. Я вздохнула.

– Я старалась об этом не думать.

– Знаю. Будешь говорить что-нибудь?

Я покачала головой.

– Должна, но я слишком запуталась и просто не могу.

– Все нормально. Ты не должна. В любом случае я буду рядом. И Пенни придет. Мы заберем тебя утром, хорошо? Кажется, Пенни говорила, что машина придет в десять.

Сэм подается вперед и обнимает меня. Мне хочется крепко стиснуть ее и никуда не отпускать, но я через силу разжимаю руки.

Она отстраняется.

– Ты была права, по крайней мере, в одном.

– В чем?

– Кажется, пора вспомнить про рисование.

Я коротко постучала, приоткрыла дверь и заглянула в класс рисования.

Миссис Дженсон раскладывала кисти и, оторвавшись от занятия, подняла взгляд.

– Сэм, – улыбнулась она. – Давно тебя не видно на уроках.

– Знаю. Не было настроения… – я пожала плечами, – вдохновения или что там нужно, чтобы рисовать.

– Великие художники не зависят ни от настроения, ни от вдохновения. Они всегда готовы работать, даже столкнувшись с большими трудностями – в таком случае даже охотнее.

– Но я не великий художник, – запах краски заманил меня в класс.

– Сейчас, может, и нет, но когда-нибудь станешь. У тебя разве нет уроков?

– Нет, у меня «окно», – это ложь, сейчас по расписанию английский, и ей это наверняка известно, но она ничего не говорит.

– Не поможешь?

Мы принимаемся очищать кисти, и запах краски смешивается с запахом растворителя. Миссис Дженсон работает молча, не нарушая тишину пустой болтовней. Из-за вони окна открыты, но в комнате не холодно. В такой осенний день забываешь о скорой зиме, и я смотрю на дрожащие листочки и слушаю пение птиц. Сюда доносятся лишь отголоски уличного шума, и даже кажется, что мы где-то за городом.

И вдруг в главные ворота въезжают две большие черные машины и останавливаются под окном. Двери открываются, и выходят правительственные агенты в черных костюмах – лордеры.

За кем на этот раз? Я вздыхаю. И подумываю как-нибудь отвлечь миссис Дженсон, чтобы вытащить камеру, сделать снимки и потом выложить под тегом #БЕДА.

Они направляются в класс английского.

Одни идут через центральный вход, другие обходят здание сбоку. Оттуда можно попасть только в один класс.

Где проходит мой урок.

Время замедляется, замирают листья на деревьях, будто ветер вместе со мной задерживает дыхание.

Из боковых дверей снова показываются агенты. Они переговариваются с теми, что ждут на улице. Затем один достает рацию и что-то в нее говорит.

И они расходятся, чтобы продолжить поиски.