Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева

– Мы тонем, – чуть запыхавшимся, но вполне спокойным голосомответила Серафима Серафимовна на ее невысказанный вопрос. – Надо всех, коговозможно, снабдить спасательными средствами. Возьмите на пожарном щите топорик,ломайте двери кают. На них тоже можно плыть. Ну, что уставились?

Ольга мельком поразилась, что Метелица обращается к ней на«вы», но тотчас заметила, что она не одна: рядом стояли еще несколькоперепуганных сестер и санитарок.

– Все, что поможет людям удержаться на воде, – на левыйборт. Будем постепенно спускать раненых на воду. Сами поплывем между ними,будем страховать. До левого берега рукой подать! – в сердцах махнула она рукой.– Только без паники, девочки!

В это мгновение снаряд врезался в рубку, и собравшихся вбеззащитную кучку женщин накрыло осколками и взрывной волной.

Ольгу швырнуло на палубу. Уткнувшись лицом в мокрые доски,она мысленно ощупывала себя. Вроде бы жива. И даже не ранена!

Медленно приподнялась. Прямо перед ней лежала СерафимаСерафимовна – со строгим выражением резко побледневшего, словно бы вылинявшеголица и стиснутыми губами. Из груди ее торчал осколок. Рядом – еще две сестры,сплошь залитые кровью.

– Симочка, – пробормотала Ольга, которой раньше и в головубы не пришло назвать так Серафиму Серафимовну. – Вы что? Вставайте, Симочка!Товарищ майор!

Ни Симочка, ни товарищ майор не отвечали. Смотрелинеподвижными, мертвыми глазами.

Кто-то сильно толкнул Ольгу в бок. Это была Аля Самарина –бледная, с головой, обмотанной бинтами и казавшейся поэтому неестественнобольшой.

– Давай! – крикнула она заплетающимся языком. – Некогдаплакать! Доски на левый борт! Раненых на воду…

И повалилась замертво на палубу. Сквозь повязку резкопроступило кровавое пятно.

Ольга громко всхлипнула и в ту же минуту зажала рот. Плакатьи в самом деле было некогда…

Дальнейшее сохранилось в ее памяти какими-то обрывками.Чудилось, иногда картины, которые разворачивались перед ней, закрывал некийчерный занавес. А может быть, Ольга порой впадала в беспамятство и что-топропускала? Может быть…

Пароход горел, его корма все резче оседала в воду. Командыпокидать судно не поступало, но командовать было некому: и начальник госпиталя,и капитан «Александра Бородина» убиты. Выскочил боцман Костин, оставшийсятеперь за капитана.

– Всем за борт! – крикнул он, а сам побежал по каютам. Здесьон и столкнулся с Ольгой, которая медленно пробиралась из трюма, по очередиволоча двух оставшихся раненых. Один из них был тот самый сержант в ее поясе.Он отталкивался перебитыми ногами от пола, помогая Ольге, и бормотал:

– Я думал… бросят… а ты пришла… ты не бросила…

Протащив сержанта несколько метров, Ольга опускала его напол и возвращалась к другому раненому: молоденькому башкиру, почти мальчишке, сбледным до зелени, заострившимся, поразительно красивым лицом, с бровями,которые напоминали две стрелы, которые вонзились в его точеную переносицу. Онничего не говорил: только шипел что-то сквозь стиснутые зубы от нестерпимойболи.

Боцман хотел крикнуть девушке, чтобы бежала на палубу ипрыгала в воду: пароход вот-вот потонет, – но поглядел в ее почти незрячие отусталости и страха глаза и понял: эта не бросит, не побежит. Кинулся к ней, сневероятной легкостью подхватил сержанта и поволок его наверх, оставив Ольгебашкира.

Мальчик обнимал ее за шею худыми смуглыми руками и шипел,шипел…

– Ничего, – бормотала Ольга. – Сейчас.

И вот последняя лестница. Ольга взглянула наверх сотчаянием, вдруг осознав, что ей никогда в жизни не подняться с этим юношей,который становился с каждым мгновением все тяжелей и тяжелей.

Слезы так и хлынули из глаз, но она даже не могла ихвытереть, потому что боялась разжать руки: раненый упадет.

Она стояла и тихо всхлипывала от горя и бессилия.

«Надо отдохнуть, – сообразила вдруг Ольга. – Мне надоотдохнуть только одну минуточку. Положить раненого, перевести дух и размять руки.Тогда вернутся силы, и я смогу тащить его дальше».

Вдруг она осознала, что мальчик умолк, а его руки, до болисжимавшие ее плечи, упали.

Посмотрела – и ахнула, увидев, что из угла рта парнишкисочится кровь, а глаза его закатились.

– Ты что? Миленький, ты что? – пробормотала она – и зашласьв рыданиях. Он был мертв, безнадежно мертв. – Прости, прости, – пробормоталаОльга, опуская его на пол. – Я не смогла. Я не смогла!

Обо всем забыв от горя – чудилось, смерть этого мальчишки,которого она раньше даже не замечала среди других раненых, стала последнейкаплей, переполнившей чашу ее отчаяния! – Ольга поникла рядом с ним, заливаясьслезами. Они капали на лицо башкира, как дождь. Черты его расплывались в глазахОльги, как если бы их затягивала водяная пелена. И вдруг Ольга с необычайнойясностью, словно со стороны, словно чужими глазами, увидела страшную картину:волжская глубина, стремнина, песчаное дно, на котором косо стоит серо-зеленый,покрытый тиной пароход с облупленной надписью «Александр Бородин» на борту икрасным крестом на разбитой снарядом рубке. Скелеты в трюмах, скелеты в каютах,скелеты в коридорчиках. И здесь, около маленькой крутой лесенки, два скелета.На одном клочья гимнастерки, на другом – белого халата. Рыбы вплывают вразбитые иллюминаторы и заглядывают в пустые глазницы черепов…

Нет!

Ольга вскочила, бросила последний взгляд на башкира, лицокоторого уже приняло мертвое, смиренное выражение, и со стремительностью,невесть откуда взявшейся, взлетела по лесенке, пронеслась по обгорелой палубе кборту. Волга вокруг была вся покрыта дверьми, скамейками, какими-то досками, спомощью которых держались на воде люди. Кое на кого были надеты спасательныекруги. Кто-то плыл сам. Накренившееся судно отчасти защищало плывущих отразрывов, однако порой то один, то другой снаряд перелетал через борт иврезался в гущу людей. Грохот, брызги, крики! Кромешный ад!

Ольга подскочила к самому борту, замерла на мгновение – у ееног лежал убитый боцман Костин. А сержант? Где спасенный им сержант?

Она наклонилась, вглядываясь… Да вот он! Плывет благодарязнаменитому поясу тети Любы, вернее, В. Краузе.