Русский Шерлок Холмс. История русской полиции - Александр Бушков

И через пару месяцев обнаружил на теле (как раз напротив того места, где располагался жилетный карман) красное пятнышко величиной с десятикопеечную монету. По беспечности не придал этому никакого значения, но вскоре пятно изрядно увеличилось в размерах. Мало того, появилось какое-то затвердение. Вот тут уж Александров пошел к врачу. Хирург опухоль быстренько вырезал, и Александров вскоре покинул больницу – с коробочкой в жилетном кармане… Не успела послеоперационная рана затянуться, появилась краснота, опухоль, уже гораздо большая, а вскоре образовалась страшная язва. Профессор-хирург сделал вторую операцию, уже гораздо более сложную… Чем все кончилось, читателю уже известно.

Показав Кошко, где лежит радий, Александров попросил об одном: дать ему спокойно умереть. Умер он через две недели, вскрытие показало, что желудок представляет собой одну сплошную язву. Ничего удивительного, что профессор со всем своим богатым опытом не смог определить болезнь – он впервые в истории медицины столкнулся с радиационным поражением организма…

Существуют самые разные списки, если можно так выразиться, «первопроходцев», в том числе и грустный список тех, кто первым стал жертвой технического прогресса. Сейчас крайне трудно установить, кто же был первым в истории, погибшим под колесами паровоза, хотя где-то есть полицейские протоколы, прошло слишком много времени, фамилия и страна забыты.

Зато достоверно известна первая в истории жертва автомобиля – англичанка Бриджит Дрисколл, в 1896 году в Лондоне попавшая под колеса и умершая в больнице от травм.

(Замечу в скобках: то ли она была едва передвигавшей ноги дряхлой полуслепой старушкой, то ли такое уж ей выдалось роковое невезение – тогдашние автомобили ездили немногим быстрее идущего скорым шагом человека, даже медленнее велосипеда…)

Так же точно задокументирован человек, впервые в истории ставший жертвой авиакатастрофы: американский лейтенант Томас Селфридж. В 1908 году он летел пассажиром с одним из «отцов авиации» Уилбуром Райтом. Райт не справился с управлением, и аэроплан рухнул с высоты примерно двадцати двух метров. Райт изрядно поломался, но выжил, а вот Селфридж погиб.

В этот скорбный список смело можно занести и нашего соотечественника Александрова – первого в истории человека, погибшего от радиации.

Как-то к Кошко пришел очередной жалобщик:

– Господин начальник, что за порядки?! В столице, так сказать, в центре империи и образованности, – и вдруг бьют морду за собственные деньги, да еще говорят: ты гордись, мол, пострадал за науку!

На лице у него и в самом деле красовалось несколько крупных свежих синяков. Понятно, Кошко спросил: кто? Оказалось, что физиономию визитеру начистил не кто иной, как… знаменитый полководец, генералиссимус Суворов, умерший более ста лет назад…

Поначалу Кошко, как любой на его месте, решил, что столкнулся с сумасшедшим. Однако из подробного рассказа стало ясно, что сумасшествием тут и не пахнет, зато явственно отдает кое-чем другим…

Жалобщик, по фамилии Синюхов, служил старшим приказчиком у купца, зарабатывал неплохо, а вот свободное время проводил, не в пример многим собратьям по ремеслу, своеобразно. Часто ходил вечерами в ресторан «Мавритания», благо был холостым, а одному дома сидеть скучно. Пить почти не пил – так, пару бутылок пива. Играл на бильярде, чаевничал, ужинал, но главным образом выискивал «умных людей», с которыми интересно общаться. Была у Синюхова такая, ничуть не предосудительная страстишка: любил почитать «умные книги» и поговорить с «умными людьми».

С месяц назад он познакомился с неким Федор Иванычем, отрекомендовавшимся отставным чиновником. Мало того, что новый знакомый мастерски играл на бильярде, он оказался интереснейшим собеседником, и они с Синюховым часами беседовали – о Боге, о звездах, о покойниках… И однажды новый знакомец спросил Синюхова: слышал ли тот о спиритизме?

Ну кто же мог не слышать! В те времена спиритизм, он же «столоверчение», то бишь вызывание духов и беседы с ними, получил характер форменной эпидемии, охватившей все без исключения слои городского общества (именно что городского, крестьяне если и слышали о таких делах, то полагали их богомерзкими забавами, какими не пристало заниматься православному человеку). Бушевала эта эпидемия не только в России. Спиритизм взлетел на высоты, каких более никогда уже не достигал, хотя иные занимаются им и сегодня. Духов вызывали все: от юных гимназисток, приказчиков и офицеров до людей с университетским образованием и двух великих княгинь, по происхождению черногорских царевен. Страстными поклонниками спиритизма (и вообще всякого оккультизма) были и знаменитый генерал Брусилов, и один из великих князей.

Духов – обязательно в кромешной темноте – вызывал медиум, так сказать, профессиональный вызыватель духов. Можно было заняться этим и без медиума, самостоятельно. На сей счет имелся другой способ: на листе бумаги писали по кругу буквы алфавита, посередине клали блюдечко с нарисованной на нем стрелкой, касались его пальцами, и оно частенько крутилось. Буквы, на которые указывала стрелка, тут же записывали, порой получая обширные «послания» – чаще всего вызывали всевозможных исторических знаменитостей.

(Забавно, но в советские времена у меня был хороший знакомый, врач (притом – психиатр), который регулярно общался с духом Ивана Грозного и получал от него вполне связные послания. Сам автор тоже по молодости лет однажды ради любопытства попробовал разок, но блюдечко упрямо отказывалось вертеться.)

Сплошь и рядом духи являлись на призыв медиума, и в темной комнате явственно звучали голоса мужчин и женщин, юношей и старух. Порой происходили вещи и почище: «материализация духов». Появлялась «призрачная рука», а то и по комнате бесшумно проплывала «призрачная фигура».

Скептики, под видом фанатов проникавшие на спиритические сеансы, частенько в решающий момент устраивали проверку: внезапно включали свет. «Призрачная рука» оказывалась надувной резиновой перчаткой, покрытой светящейся краской, а «призрачная фигура» – сообщником или сообщницей. «Голоса духов» мастерски имитировали либо сам медиум, либо его укрывшийся поблизости ассистент. Что характерно, стойкие приверженцы спиритизма после всех этих разоблачений лишь пожимали плечами, твердили, что отдельные мошенники, конечно, попадаются – где их нет? – но сам спиритизм это нисколечко не порочит. И продолжали заниматься любимым хобби.

Так что Синюхов, к тому же любитель «умного чтения» и «умных разговоров», о спиритизме, конечно же, слышал. Тогда Федор Иваныч открылся: он и есть председатель одного из спиритических обществ, по воскресеньям устраивавшего сеансы, а сам он медиум «агромадной силищи». И пригласил Синюхова посетить ближайший сеанс.

Синюхов моментально согласился – такое приглашение как нельзя лучше отвечало его «умственным» занятиям. Едва дождался назначенного дня и часа. Пришел. Кроме Федора Иваныча, там оказалось еще четверо спиритов. Вшестером уселись за стол, погасили свет и, оказавшись в полной темноте, образовали классическую спиритическую «цепь»: положили ладони на стол, касаясь мизинцами соседей (подобную сцену можно увидеть в старой французской кинокомедии «Фантомас против Скотленд-Ярда»). Новичка настрого предупредили: цепь размыкать ни в коем случае нельзя, призываемый дух Суворова шутить не любит и может задать взбучку…