Русский Шерлок Холмс. История русской полиции - Александр Бушков

Хотя художник Б., по собранным сведениям, никогда не имел дела с криминалом, его после возвращения из Италии все же арестовали. И все получило самое что ни на есть материалистическое объяснение…

Художник подошел к работе очень ответственно. Он побывал на том чердаке и сделал его точные наброски, придя в морг, нарисовал портрет девочки, выяснил в полиции, в каком положении лежало тело. Оставалось подыскать образ убийцы. Отчего-то художнику упорно казалось, что тот должен иметь самую омерзительную внешность. И, как часто поступали его собратья по кисти не только в России, но и в других странах, стал ходить по трактирам Васильевского острова, подыскивая подходящую натуру, как много раз делал и раньше, в совершенно безобидных случаях (один-единственный пример: именно так, в трактире, Василий Суриков отыскал человека, ставшего главным персонажем знаменитой картины «Меншиков в Березове»).

В конце концов однажды появился человек, показавшийся художнику крайне подходящим: тот самый горбун. Художник не стал приглашать его позировать, зная, что многие отказываются. Достал блокнот и украдкой принялся набрасывать эскиз. Увы, горбун вскоре ушел. Расспросив трактирщика, художник узнал, что человек этот каждый вечер пьет здесь чай в одно и то же время. Дальше было совсем просто: за пять вечеров Б. нарисовал точный портрет горбуна, который потом перенес на холст. Трактирщик его показания подтвердил полностью. Художника освободили, а горбун получил двадцать лет каторги (по-моему, лучше было бы дать бессрочную…).

Такое вот удивительное совпадение, каких в жизни все же немало случается.

Мне бы не хотелось, чтобы у читателя создалось впечатление, будто большинство расследований Кошко носило юмористический оттенок. Совсем наоборот. Хватало и лишенных всякого юмора и романтики серьезных краж, ограблений, афер и кровавых, весьма неприглядных убийств. Просто… Написав четыре книги о всевозможных преступлениях, я чуточку устал от крови и грязи. Вот и отобрал, рассказывая о Кошко, те истории, где было гораздо больше смешного, чем трагического. Исключение разве что – история Александрова.

Пожалуй, расскажу еще об одном убийстве, напрочь лишенном юмора, – расскажу из-за его очевидной нестандартности, правда, оно, как и история горбуна, не имеет никакого отношения к Кошко, но прямо касается работы сыскной полиции.

Весной 1910 года в Петербурге умер молодой поручик Преображенского полка Бутурлин – из старинного знаменитого и богатого рода. Смерть была чуточку странной – поручик хотя и страдал какой-то болезнью и она была хронической, но никакой угрозы для жизни не представляла. А вскоре агентура сыскной полиции обнаружила: ходят упорные слухи, что Бутурлин был каким-то образом убит. Поскольку эти слухи были связаны с доктором Панченко, давно известным полиции по множеству темных и грязных делишек (но так ни разу и не попавшимся), сыщики взялись за работу.

Панченко обладал довольно серьезными познаниями в медицине, но направлял их главным образом на неблаговидные дела – за деньги выдавал тогдашние больничные листы совершенно здоровым людям, за хорошую плату написал несколько десятков (!) диссертаций для людей, стремившихся получить степень доктора медицины, но неспособных написать диссертацию самостоятельно. И то и другое было нарушением закона, но поймать доктора за руку никак не удавалось. Промышлял он главным образом абортами (отнюдь не запрещенными тогда) и рекламированием всевозможных шарлатанских «универсальных лекарств от всех болезней», что не запрещалось законом, но попахивало дурно. Именно Панченко последнее время был лечащим врачом Бутурлина. Вдобавок выяснилось: незадолго до смерти Бутурлина Панченко вел какие-то лабораторные работы в знаменитом «Чумном форте», клинике по исследованию чумы, и после этого обнаружилось, что из лаборатории пропала пробирка с чумными бациллами.

Кто познакомил Панченко с Бутурлиным? Быстро установили: муж его сестры Обриен де Ласси. В криминале прежде не замечен, человек небедный, владеет многими предприятиями, но дела его в последнее время в расстройстве. Что интересно, до этого де Ласси был в крайне холодных отношениях с Бутурлиным, и его неожиданная забота о родственнике выглядела чуточку странно.

Поскольку те самые слухи, кружившие там и сям, касались наследства Бутурлина-старшего, начальник Петербургской сыскной полиции Филиппов решил узнать, в чем тут дело. Выяснилось: наследство Бутурлина-старшего в случае его смерти будет представлять собой «майорат», то есть неделимое имущество, целиком переходящее к старшему в роду. А наследство было немаленькое: значительное состояние, огромное имение под Вильно, несколько особняков в Петербурге, настоящих дворцов (один из них возведен знаменитым строителем Исаакиевского собора Монферраном). Старшим в роду считался покойный поручик Бутурлин, а не окажись его в живых после смерти отца – маленький сын Обриена де Ласси…

Тут уж все ниточки сходились… Де Ласси и Панченко арестовали. С разрешения семьи вскрыли семейный склеп Бутурлиных и провели вскрытие тела поручика. К разочарованию сыщиков, не обнаружилось следов чумы или какого-нибудь яда – по заключению медиков, причиной смерти стало заражение крови.

Тем не менее обоих подозреваемых не выпустили и продолжали допрашивать. Обриен де Ласси категорически не признавал за собой какой бы то ни было вины, твердя: то, что он привел к родственнику Панченко, преступлением не является (в чем был совершенно прав). Панченко поначалу тоже все отрицал, но потом, будучи человеком нервным и дерганым (и не получая никаких известий от своей любовницы, которую обожал прямо-таки патологически, понял, что она его вычеркнула из своей жизни), дал подробные показания.

Обриен де Ласси, наслышанный о скверной репутации Панченко, без церемоний предложил ему пять тысяч рублей за устранение Бутурлина, стоявшего меж его сыном и немаленьким наследством. Панченко, также без церемоний, согласился. Сначала он хотел ввести Бутурлину чумные бациллы, для чего и украл пробирку, но, будучи опытным врачом, понял, что на вскрытии это может обнаружиться. Он пошел другим путем: постоянно делая поручику уколы, все сильнее загрязнял иглу шприца, пока у Бутурлина не началось заражение крови… За три дня до смерти Бутурлина он послал де Ласси телеграмму: «Все кончено, когда расчет». Проверили на телеграфе – была такая телеграмма…

Судебный процесс был громким. Де Ласси получил бессрочную каторгу, а Панченко – пятнадцать лет каторжных работ. На гораздо более мягкий, чем сообщнику, приговор Панченко повлияли, изволите ли видеть, романтические обстоятельства… В свою любовницу Муравьеву он был влюблен так, что это носило признаки какой-то психопатии. Отдавал ей каждый заработанный рубль, а та обращалась с ним довольно-таки жестоко и, когда, по ее мнению, любовник приносил мало денег, била и выбрасывала на улицу. Кошко полагал, что именно эта «р-романтика» и смягчила чуточку судей.

Теперь – о дальнейшей судьбе Кошко. Как уже мимоходом упоминалось, в 1914 году он стал начальником всей сыскной полиции Российской империи. При этом произошел чуточку анекдотический случай: Кошко неожиданно узнал, что на него давненько заведено дело в Московском охранном отделении: досье ему показал товарищ министра внутренних дел Джунковский. В свое время Кошко по просьбе Московского университета прочел курс лекций студентам-юристам, и какой-то «доброжелатель» наклепал, будто Кошко ведет со студентами «странные» беседы, критикуя политический сыск. Тогдашний директор Департамента полиции Белецкий распорядился установить за Кошко негласный надзор, вскрывать и копировать его частную переписку. Однако ни малейшего компромата накопать не удалось, чистой правдой было то, что Кошко потом писал о себе: «Служил не за страх, а за совесть, в частной жизни романов не заводил».