Продолжение следует - Наталья Арбузова

Жара. Нонна с Илюшей отправляются на берег с зонтом от солнца, раскладным столиком и креслами. Нонна ведет машину, не имея прав. Тут рядом. Однако всем отлично видно, что это не ее машина, а красивый мальчик не ее брат. Нонна резко тормозит, они меняются местами. Теперь Илюша ведет СВОЮ машину, везет СВОЮ девушку, а уж какую девушку ему катать – ЕГО ЛИЧНОЕ ДЕЛО. И пусть все застрелятся. У Илюши тоже нет водительских прав, даже юношеских. Зато есть неотъемлемое право выбора.

Мама приезжает на другой машине, у не-то права давно есть. На этот раз появляется довольно скоро, с небольшим интервалом. Не утром, а вечером, когда тень от забора накрыла лужайку. Ведет не она, кто-то молодой, незнакомый и белокурый. Шины шуршат по росе. На заднем сиденье их домработница Валя. Познакомься, Илюша, это твой новый гувернер Павел Игоревич. Ты уж не дитя, тебе нужно мужское воспитанье. Валя возьмет на себя хозяйство, я побуду с тобой до сентября. Совсем тут от рук отбился. - А папа? – Что папа? папа сам всё это организовал. Ну конечно. Спихнул ее наконец под хорошим соусом. Нонна не задает вопросов, лицо ее еще больше темнеет. Илюша знает: там брак держится на соплях, без здешнего заработка каюк. Сам он как-нибудь перемучается до осени с этими двумя. Валя не в счет, она пустое место. Всё будет с обратным знаком.

Тут он напрасно боялся. Павел Игоревич его не грузил. В основном состоял порученцем при маме. Дамский cottage club очень одобрял мамин выбор. Илюша был предоставлен самому себе. Смотрел, запершись, отснятую им самим пленку. Короткий фрагмент – Нонна чистит молодую картошку. Потом улучил момент, когда Павел Игоревич повез маму в гости на Николину гору, взял ключи от машины и умотал. Без каких-либо документов, по шоссе Одинцово – Усово. Мобильник прихватил с собой, чтоб Валя маме не позвонила. Шоссе заросло по обочинам. Редко когда перелески расступались, обнаруживая всё те же коттеджи, толкающиеся боками, точно стадо рыжих коров. Зримый избыток денег высыпал красной кирпичной сыпью там, где раньше прозябали чечевика с викою. В будний день ехать свободно, Илюша забегал мыслью вперед. Адрес он знал неточно, но ему казалось – Одинцово невелико, и найти с помощью ребят вчерашнюю учительницу физики Нонну Ивановну Шевелёву будет несложно. Кончился пустяшный дождик, запели обсохшие птицы. Недостающие три или четыре года как-то сами собой подстыковались к нему в пути. Заиграл мобильник. Илюша сбросил газ и нажал yes. Думал, мама, надо будет врать, что читает «Бориса Годунова». Приготовился произнести: достиг я высшей власти. Но это была Нонна. Он только успел сказать – Нонна, я еду к тебе. И тут его накрыл тяжелый трейллер.

Не делают на заказ таких пухлых губ и крепких, точно крымские яблочки, щек. Глаза мутноваты, но уж такая кругом муть. Не находка ревнивая к Алениной молодости мать, бабка, у которой зимой снега не выпросишь. Пятиэтажка в Солнечногорске, до отказа набитая по утрам электричка. Куда ни сунься – люди. Жизнь играет с Аленой Лиховой в пятый угол. Небось будешь знать кузькину мать сызмальства и не понаслышке. Ночью разбуди – процедишь сквозь зубы: на чужую кровать рот не разевать. Метут по плечам прямые волосы. В движеньях лень, в лице затаенная дерзость. Вот вам я. Пустили на свет – теперь терпите. Всем кланяться – голова отвалится. На всякое чиханье не наздравствуешься.

Лично я дала бы Алене интересную судьбу, мне не жалко. Но все хорошие места заняты – Бисмарком и Талейраном. Мне надо кровь из носу нарыть ей счастья – это как в бедном доме искать, что снести в подарок. До поры до времени, пока я не разберусь, Алена натянула неизменный голубой свитер second-hand на острые локти, которыми удобно толкаться в вагоне. Возит ими по столу, исписанному всякими небезынтересными разностями. Читальный зал высокий и обычно холодный. Жмешь-жмешь озябшие ноги под юбку. Сейчас, в апреле, пригрело через немытые стёкла, сквозь грязно-белые занавеси с бахромой и в сборках. Ожил зимний сад на керамических камешках, засыпанных в низкую мраморную ограду. Плотные листья, вытертые мокрой тряпкой, дышат не надышатся. Расцвел единственный цветок на мясистой зеленой ветке, будто ниточками перетянутой. Яркий, как Аленина алая улыбка. За окном гаражи, вдоль задней стены протянуты теплые трубы. Клочьями свисает техническая вата. Из затоптанной земли растет вишня, кто-то косточками стрелял. Тянет к закопченному небу два десятка цветущих прутиков.

Алена любит разве двух подруг, пустивших ее третьей на птичьих правах в общежитье. Институт в основном мужской, парней до фига и больше. Дома Алена сто лет не нужна - или, как она сама выражается, persona non grata. Алименты на нее кончились, у матери друг немногим старше Алены. Из тех, кто не любит работать. Занял Аленино место за столом и ест в три горла. Алене на любовном фронте выгода не светит. Слишком уж она сама заинтересованное лицо. Один вариант прогорел – надо хвататься за другой. Хорош ли, плох ли – думать некогда. Даже не пытается пересесть на ходу в другой поезд. Лишь бы подольше проехать на этом. Так обстоят дела. Тут ни прибавить ни убавить, ни изменить ни поправить. Подрабатывает в кафе, заменяет кого-то. Подружек кормят родители, а ее долю съел кот в Солнечногорске. Какую долю мне дать Алене? Пусть примерит разные. Авось либо какая-нибудь подойдет.

Первая Алена прохаживается вразвалочку по шоссе при въезде в Химки. Всё равно давно уж берет себе кого попало не глядя. Так пусть лучше будет на пожрать. А то девчонок в общежитье объела. Преподавательница по алгоритмическим языкам в любом случае обзовет, за дело и не за дело. Ее вечное словечко надо оправдать, чтоб не обидно было. Эти провалы по обе стороны шоссе… засоренная, мертвая земля, ни к селу ни к городу не относящаяся. И надо же, здесь тоже расцвело. Дом сломали, забор растащили, деревья сожгли. Яблоня завязалась узлом, прикинулась веником и теперь сорит бледно-розовыми лепестками. Свет фар иногда дает ей покрасоваться в обнимку с Алениным голубым свитером. С дороги кажется – двое целуются, то никто и не остановился.

Вторая Алена катает коляску с дочкой в чьем-то незнакомом мне дворе. Такой же пригород, только по другой дороге. Сделала свою бабку прабабкой, и та раскошелилась на грошовые ползунки. Мать на радостях заменила одного дармоеда другим. Свекровь взяла Алену к себе, чтоб не отпускать от себя кормильца. Время такое – все заработки у молодых. Теперь сын смотрит на сторону, а мать сноху в упор не видит. Впереди у Алены черт и что. Долгие годы труда и такого самоограниченья, какое ей не под силу. Она еще взвоет, но жизнь ушла на другой виток, и с концами. Расцвел аленький цветочек, краше которого нет на свете. Расти, я на тебя ветру венути не дам. Мы с тобой сыграем в дочки-матери. По-своему сыграем. Будешь водить во таких парней, и пусть все застрелятся.

Третья Алена чистит поддон газовой плиты, открывает форточку, поводит носом – слышен запах подгоревшего жаркого. Ждет нагоняя от крутого мужа. Вышла замуж за контейнер. Мужем надо восхищаться, это основная обязанность Алены. Однако тащиться не приходится – туповат и трусоват. Кто-то может имитировать восторг, только не Алена. Ее песенка спета, но она об этом еще не знает. Нашлась весьма и весьма способная к восхищенью девушка. Объявляется пятиминутная готовность - с вещичками на выход. А то обрадовалась – купчик будет торговать, а я буду царевать. Как бы не так.