Зона обетованная - Александр Федорович Косенков

приподнял крыло. Это его и выдало. От меня он был весь как на ладони, а вот меня против солнца он вряд ли пока разглядел. Я как вышел наружу, не пошевелился ни разу, только головой вертел от избытка чувств. Так что он вполне мог принять меня за нечто неодушевленное и не представлявшее опасности. Да и смотрел он в сторону от меня, в направлении полускрытого туманом распадка. Жалко было разрушать выстрелом окружающую красоту, но добыча того стоила. Если не промахнусь, жаркое из глухаря очень даже украсит наш рацион на ближайшие два дня. Не промахнулся. Эхо выстрела долго перекатывалось где-то за увалом и на другой стороне распадка.

До упавшего глухаря было шагов тридцать, но когда я с птицей и ружьем в руках вошел в наше жилище, чтобы порадовать свою подсобную единицу предстоящим шикарным обедом, Рыжего в палатке не оказалось. Я внимательно огляделся в полумраке, даже под нары заглянул – никого. Снова вышел наружу. Воцарившаяся после выстрела тишина оглушала. Даже реки почему-то не стало слышно. Далеко убежать гражданин Кошкин не мог, поэтому, не повышая голоса, я сказал:

– Кончай придуриваться! Если сей секунд не окажешься на своем рабочем месте, засчитываю прогул и лишаю возможности попробовать глухаря на вертеле. В лучшем ресторане Москвы за такую возможность платят в долларах с тремя нулями.

Звуки, раздавшиеся в ответ из-за камней на краю распадка, не оставляли сомнений в полной неспособности Рыжего подняться и выйти мне навстречу, а также в явной его незаинтересованности жареным глухарем.

– Понял, можешь не отвечать. Туалет у нас, между прочим, совсем в другом направлении. В следующий раз прошу не портить экологию и не исчезать без предупреждения. Мало ли что я могу подумать. Сам говорил, в этих местах все возможно. Вплоть до появления летающих тарелок.

Над камнями появилась взъерошенная голова.

– Кто-то, может, и подумал, а у меня на это времени не было. Только приснилось, как кто-то прицеливается в моем направлении, а в это время над самым ухом стреляют. Хорошо, хоть досюда добежал. Могло прямо на месте случиться. Насчет тарелок, между прочим, полное фуфло. Я их по пьянке тыщу раз видал. А в натуре – ни фига. Считаю – научная тюлька.

– Как себя чувствуешь, уфолог?

– Чувствовать чувствую, но очень даже нехорошо. Попали в глухаря, а бюллетень мне выписывать надо.

– От медвежьей болезни бюллетени не полагаются. Полагается только наряд вне очереди – ощипать, выпотрошить и приготовить вот этого современника мамонтов, – я приподнял убитого красавца. – Все понятно?

– На все сто граммов. Нормальное отношение к птичкам. Я переживал, что мы за ними только в бинокль наблюдать будем и в журнал какой-нибудь записывать. Значит, все по уму – на мушку попал, не чирикай. Пойду теперь на речку. Подмыться требуется от таких неожиданностей. Если честно, не ожидал подобной подлянки со стороны научного руководителя. Надеялся на мирное существование.

И снова показалось мне в многоречивости моего якобы пострадавшего от испуга сотрудника нечто не то чтобы не искреннее, скорее необязательное, нарочитое, которое обычно несут, когда хотят заговорить зубы, отвлечь внимание или запутать.

«Организую-ка я ему сейчас проверочку», – неожиданно решил я, и, пристроив глухаря на развилку сучка рядом с рюкзаком Рыжего, с деланым безразличием предложил:

– Пошли, вместе сполоснемся. Заодно уточним место твоего летнего ныряния. Очень уж вы меня, Валентин Николаевич, своим рассказом про консервные залежи заинтересовали. Говоришь, метра три-четыре там глубина? Для моржа-перворазрядника раз плюнуть.

После несколько затянувшейся паузы Рыжий, пожав плечами, согласился:

– Показать дело не трудное. Только это… По технике безопасности такой номер угрожает дальнейшему совместному существованию.

– Не понял.

– Судорога. Или сердце. Мало ли что. Или еще вариант – зацепитесь за что-нибудь. Как я тогда тут выживать буду? Местность вокруг полностью враждебная. Хужей того – непонятная. Запросто на поворотах заносит.

– На каких еще поворотах?

– Как меня тогда. И в голове не было, а взял и нырнул. Чуть всех не угробил таким закидоном.

– Если я тебя правильно понял, ты против моей водной процедуры?

– Это как желается. Ныряйте, если тушенку так уважаете. Только предварительно хотелось бы иметь заявление, что по собственному желанию. А то потом запросто на меня мокруху повесят. Ни в жисть не поверят, что шеф по утрянке за триста граммов тушенки жизнью рисковать решил. Ну и кранты мне тогда.

Смотревший до того куда-то в сторону, Рыжий во время этих слов заглянул мне в глаза и отступил на шаг, сделав вид, что сам испуган своим требованием.

– Это самое… Прошу не обижаться. Контингент вроде меня, интеллигентному поведению учить, что мертвого лечить. Каким родился, таким и обломился. Язык вперед соображалки торопится. По этой причине все время нахожусь в потерпевших.

Неожиданно я спохватился, что до сих пор стою босиком на влажной холодной хвое. Направился было в палатку обуваться и у самого входа ошеломленно тормознул, вспомнив, что вечером на веревке, протянутой от сруба к ближайшей лиственнице, висела найденная мною накануне ковбойка. Я еще собирался расспросить Рыжего, не он ли со товарищи оставили ее во время неудачного летнего общения с этими местами. Сейчас ковбойки на месте не было.

– Ковбойка здесь висела… Ты убрал?

Рыжий недоуменно посмотрел в направлении моего жеста и пожал плечами.

– Исключается, шеф. Что я, ханыга какой? Не мной повешено, не мне убирать. Зачем себе лишнее беспокойство устраивать.

– Где тогда она?

– Вопрос не по адресу. Может, сами по нечайности куда-нибудь пристроили?

Увидел, что я раздраженно дернулся.

– Ну, тогда местных жителей поспрошать надо. Хотя какой им резон из-за старой тряпки себя беспокоить. У них другой интерес…

Рыжий осекся, снова встретившись со мной глазами. Размашисто и, как мне показалось, дурашливо перекрестился.

– Вот вам крест, даже близко не подходил.

Стараясь не выдать своей растерянности, я зашел в палатку, торопливо обулся, прихватил полотенце и пошел к реке. Рыжий заторопился следом.

– А петуха я к обеду в наилучшем виде… На рожне… Они за доллары, а мы на рожне.

Он даже вперед забежал, когда я по кромке воды направился к скалистому мысу.

– Если нырять все-таки собираетесь, советую веревку захватить. Для страховки с моей стороны. В случáе чего, извлеку на поверхность. Не вред подстраховаться, когда есть чего бояться.

– В отличие от тебя ничего не боюсь.

– Так не бывает, чтобы совсем ничего. Интерес к жизни пропадает. Бояться всегда надо.

– Вот и бойся, а других не пугай.

– Не пугаю, а предупреждаю. Из уважения.

– За что же ты меня уважаешь, если не секрет?

– Так это самое… По разным причинам. Если