Соседская девочка (сборник) - Денис Драгунский

– Вот я одного не могу понять, Алёнушка. Ты так настаивала на законном браке, так обиделась, что я не побежал с тобой в ЗАГС. А теперь живешь, как вольная гетера, с женатыми мужчинами и прекрасно себя чувствуешь. А со мной жить просто и свободно – не захотела. Отчего так?

– Оттого, – серьезно ответила она, – что я тебя очень любила и хотела быть твоей женой. А все вот эти – ерунда.

У него на минуту занялось дыхание, но уже ничего нельзя было поделать, потому что он был уже семь лет женат, сыну скоро в школу.

Да и она, если честно, уже разлюбила и его, и свои мечты о доме, муже, ребенке.

4.

Одна женщина, вдоволь помыкавшись после трагедий своей молодости, в конце концов снова сошлась с мужчиной, который был причиною многих ее несчастий. Дочь, которая прекрасно помнила ее унижения и страдания, спросила ее:

– Мама, как же так? Ведь он…

Но она перебила:

– Просто у меня больше никого нет.

– Даже меня у тебя нет? – изумилась дочь.

Кровно обиделась и перестала с ней общаться. Впрочем, они и раньше-то виделись три раза в год. Два дня рождения и Пасха.

Но потом дочь вдруг осталась одна с ребенком и без денег, заболела – и написала матери письмо. Та засобиралась к ней в другой город. Мужчина был против – тем более что помнил, как плохо к нему относилась эта девушка. Он сказал: «Или она, или я!»

Женщина сказала: «Конечно, она!» Но не потому, что она так уж сильно любила свою дочь, а потому что ненавидела ультиматумы.

5.

Один мужчина немного за сорок полюбил совсем молодую женщину. Очень сильно влюбился, увлекся, всерьез решил начать новую жизнь. Мечтал, чтоб они жили на окраине города в скромной квартире и чтобы она родила ему ребенка; она тоже об этом мечтала; они вдвоем мечтали об этом, встречаясь то у друзей, то в гостинице. Но у него уже была жена и двое детей: дочка в девятом классе, а сыну пять с половиной. Жена полгода наблюдала его страдания и метания. Наконец он заявил ей о разводе. Она сказала в ответ:

– Хорошо, милый, я не имею морального права мешать твоему счастью. Ты свободен. Но речь не обо мне. Речь о детях.

– Я буду платить алименты и вообще помогать, – сказал он. – Буду приходить каждое воскресенье, а может, еще и по четвергам. Учти, ты не имеешь права лишить меня общения с детьми! Я на этом настаиваю.

– Понятно, – сказала жена. – Поэтому давай сделаем так: наша Ксюша через год поступает в институт. Репетиторы, блат и все прочее я беру на себя. Но это тяжкий труд и много времени. На младшего, Арсюшу, у меня совсем не останется сил. Поэтому будет правильно, если ты его возьмешь себе. Мальчишке нужен отец. Надеюсь, твоя новая жена будет ему хорошей мачехой. Я буду приходить к вам в гости. Вместе с Ксюшей. Мы все подружимся. А про алименты забудь. Какие алименты, если дети поровну?

Он даже обрадовался. Сообщил об этом своей пассии. Вот мол, как все удачно складывается. Но она послала его на три буквы. «Твоего засранца в садик водить? – орала она, некрасиво наморщив переносицу. – Разве мы об этом мечтали? А твоя жена – кукушка, кукушка, кукушка!»

Тогда он вернулся к своей жене и сказал, что передумал уходить. Но она послала его примерно на те же буквы.

Так что он теперь один. По вечерам выходит на дорогу и смотрит, как сквозь туман кремнистый путь блестит. Алименты, однако, платит и с детьми встречается регулярно. А его пассия вышла замуж за вдовца с ребенком, то есть шило на мыло, но тут ей никто не навязывал, и это главное.

6.

Одна женщина рассказывала:

– В седьмом классе я была влюблена в одного мальчика из восьмого. Долго и безнадежно. Он на меня внимания не обращал: мелкота. Но в восьмом я резко так повзрослела, и теперь он в меня влюбился. Как бы по новой. Он же не знал, что я в него целый год была влюблена. Ухаживал, после уроков ждал. Но я его оттолкнула: потому что шпана. У него уже три привода было. Стоял на учете в милиции. И школьная форма с заштопанными дырками на локтях. Зачем это мне? Потом он сел в колонию. Воровство, наркотики. Потом, говорят, по второму разу. Так и пропал. А через двадцать лет я его встретила в Германии. В Мюнхене, в ресторане «Ди Альте Энотек». Старая винотека. Вдруг вижу – он! Ну, теперь он ух ты ах ты. Весь такой инглиш: твидовый пиджак, оксфордские ботинки, бабочка в клеточку, сигара, перстень с черным камнем. Я прямо язык проглотила. Вот это да! Смотрю на него во все глаза…

– А он что? – спросил я.

– Да ничего, – сказала она. – Присмотрелась – нет. Всё-таки не он.

7.

Мужчина шестидесяти лет, моложавый, подтянутый, ухоженный, смотрит на фотографию своего отца. Отец уже умер. На фотографии отцу – сорок, судя по дате на обороте.

Мужчина думает: «Если бы эта… забыл… Мариночка? Или Тамарочка? Неважно. Если бы она тогда забеременела и родила, то у меня сейчас был бы вот такой неприятный сын – сорокалетний, толстый, большерукий, лохматый, с неаккуратной бородой и в коротком нелепом свитере. Ужас».

Потом он пытается себе представить, как отец, умерший в семьдесят восемь, смотрел на него. Что он думал? «Неужели этот пятидесятилетний, весь из себя изячный хмырь, этот фальшивый денди с бассейнами и горными лыжами – это мой сын? Говорили же ребята: не скупись на презервативы!»

«Нет! – думает мужчина. – Нет, никогда он так не мог подумать! Он меня любил! Папочка…» – нежно шепчет он, вкладывает старую фотографию обратно в альбом, закрывает альбом и кладет его в ящик письменного стола.

У опоздания может быть уважительная объективная причина: настоящий форс-мажор. Я подошел к метро, а там дым и полиция. Я собрался выходить, а у дедушки начался сердечный приступ. Я стоял в ванной перед зеркалом, завершая бритье, – и тут с потолка обрушился водопад: у соседей прорвало трубу.

Остальные причины – субъективные. Особенно если опоздание вроде бы не страшное, на пять-десять-пятнадцать минут.

Первый вариант.

Я все время чуточку опаздываю, сам не знаю почему, и говорю сам себе и тому, кто меня ждет: «Ох, чуточку не рассчитал. Вот черт, завозился». Это значит – я хочу показать своему партнеру, что я главнее. Чтоб он меня ждал, а не я его. Как говорят в народе, чистейшее доминирование. Особый случай – «застрял в пробке». Чтобы застревание в пробке было уважительной причиной, настоящим форс-мажором, нужно, чтоб данная пробка была совершенно неожиданной. А если я говорю в 19:45 буднего дня в Москве, что я «застрял в пробке», – это заставляет моего партнера подумать: «Он издевается? Или он слабоумный? Ведь в Москве уже лет пятнадцать в часы пик жуткие пробки! Зачем же он обещал быть ровно в семь?»

Второй вариант.