Екатерина Арагонская. Истинная королева - Элисон Уэйр

С исполненным благодарности сердцем она сама тоже отправила письмо отцу.

«Мне радостно узнать, что вы в высшей степени любите друг друга, – отвечал Фердинанд, – и я надеюсь, вы проживете счастливо до конца ваших дней. Удачный брак – это не только благословение для мужчины и женщины, которые познают друг друга, но и для всего мира».

Брак их был удачным, Екатерина это знала. Иначе и быть не могло, потому что основой ему служили любовь, уважение и крепкий политический расчет.

Отец четко объяснил, что теперь, когда она замужем, ее основная роль в Англии – оберегать его интересы. Она должна стать неофициальным представителем Испании.

– Мой отец – великий король, – сказала она Генриху однажды ночью, когда они лежали, запутавшись в простынях, и отдыхали после любовного труда. – Он не оставит вас мудрыми советами.

Генрих заглянул ей в глаза. Его очи были пронзительно-голубыми.

– Я намерен полностью предать себя в его руки, – пробормотал он, – и душевно благодарен ему за услуги!

Екатерина радовалась, видя, как глубоко любит и уважает ее Генрих. Он ничего не предпринимал без ее одобрения. Часто приводил к ней своих советников и иностранных послов, говоря: «Королева должна это услышать». «Это порадует королеву», – восторгался он, спеша показать ей полученное письмо или новую книгу. Вскоре он уже не начинал никакого дела, не посоветовавшись с ней и не узнав мнения ее отца.

Екатерина сама часто встречалась с Луисом Каросом и считала, его радует то влияние, каким она пользуется. Но однажды во время совместной прогулки по благоухавшему розами саду посол предупредил ее:

– Англичане на своих островах живут обособленно. Они не любят, когда чужестранцы вмешиваются в их дела. Советники короля боятся вашей власти над ним. Я слышал мнения, что Англией скоро будут управлять из Испании.

– Но я не делаю ничего, что противоречит интересам Англии, – запротестовала слегка задетая Екатерина.

– Разумеется, нет, – успокоил ее Карос. – Вашу милость очень любят здесь, это ясно, но если о вас начнут думать, что вы ставите интересы Испании выше английских, то вызовете не меньшую ненависть к себе.

– Я никогда этого не сделаю, – заверила посла Екатерина. – К тому же интересы двух стран сходятся: король Фердинанд и король Генрих жаждут видеть Францию поверженной.

Она не сказала Каросу, что убедила Генриха вступить в тайное соглашение с Фердинандом с целью подорвать могущество короля Людовика в Италии, которое, как она сама была вынуждена признать, не сулило особой выгоды Генриху, зато давало солидные преимущества Фердинанду. Но как бы там ни было, Англии это не могло повредить. Не сообщила она послу и о распоряжении Фердинанда передавать ему все планы Генриха. Муж полагался на ее мнение, чтобы поступать правильно. Вернувшись к мужу и вместе с ним наблюдая, как лучшие юные рыцари Англии борются за почести, она не сомневалась, что с ее помощью интересы обоих королевств будут соблюдаться наилучшим образом.

Так прошло то прекрасное, золотое лето – бесконечный круг удовольствий, развлечений и приемов. Генрих упивался роскошью: содержал великолепный двор, который буквально сверкал драгоценными камнями, золотом и серебром. Сотни людей стекались сюда: обвешанные золотыми цепями дворяне, роскошно одетая, честолюбивая молодежь, придворные короля и королевы, раздувшиеся от сознания собственной важности личные советники, законники, церковники, послы разных земель. Большинство из них ничего не делали, кроме как искали продвижения по службе, стремясь воспользоваться преимуществами, которые открывала перед ними щедрость юного короля.

Генрих готовил планы строительства новых дворцов и обновления уже существующих. Он сам точно не знал, сколько их у него.

– Десятки! – говорил он. – И я все их сделаю подходящими для приема моей любимой королевы!

Запах опилок и свежей краски навсегда свяжется у Екатерины с ранними годами ее брака.

Испанский двор, по детским воспоминаниям Екатерины, представлялся ей очень строгим и чопорным. Однако и здесь появились невиданные прежде строгости церемониала: Генрих вознамерился сделаться еще более блистательным монархом, чем его отец. Однако он знал, когда следует отступиться от правил, и довел свое чутье в этом деле до уровня искусства. Вот что влекло к нему людей. Екатерина пришла в восторженное изумление, когда застала своего супруга играющим в кости со смотрителем винных погребов. Ее отец никогда не снизошел бы до такого. И ей никогда не забыть удивления на лицах венецианских посланников, когда, гуляя однажды с ней по саду, Генрих увидел, что они наблюдают за ним из окна, подошел, отпустил какую-то шутку, посмеялся с ними и даже сказал несколько слов по-итальянски.

– Это великая честь, – говорили ему послы, явно не способные постичь, как может король быть таким свободным и легким в общении.

Генрих действительно выглядел самым любезным и добродушным государем в мире.

Так же непринужденно общался он со множеством ученых мужей, которых привечал при своем дворе. Многие были родом из Италии. Часто, когда они с Екатериной обедали, доктора, философы и богословы стояли вокруг стола, и разговоры при этом велись самые блестящие.

– Здесь собраны все богатства и культурные сокровища мира, – благоговейно заметил Екатерине один гость из Венеции, рассматривая погруженного в беседу короля.

Его окружали строго одетые господа, и вид их подчеркивал великолепие приемного зала – гобелены, золоченый потолок и резной фриз на стенах с изображением резвящихся херувимов.

– Я хочу окружить себя учеными людьми, – однажды сказал Генрих, когда они вместе сидели после обеда в дворцовой библиотеке. – Я предпочту проводить время с ними, чем с кем-нибудь другим, исключая вас.

«Он и сам мог бы стать ученым», – подумала она. Ее супруг любил вступать в споры и готовился к вечерним битвам умов, читая труды Фомы Аквинского и философа Габриэля Биля. Екатерина должна была проверять логику и ораторское искусство мужа, а партнером для тренировок он был прекрасным. Какие бы аргументы – пусть и достаточно резкие – ни выдвигались в процессе спора, делалось это всегда с замечательной учтивостью, притом Генрих никогда не выходил из себя.

– Биль прав, утверждая, что все церковное правосудие исходит от папы, – заявил король, откладывая в сторону книгу философа.

– Неужели кто-то может думать иначе?

– Некоторые полагают, что власть внутри Церкви должна принадлежать Вселенскому собору. Фрэнсис Брайан сегодня вечером будет отстаивать эту точку зрения, а я намерен оппонировать ему.