Операция "Драконьи яйца" - Василиса Раса

В хлеву было тепло и спокойно. Но запах его из волос и одежды не выветривался чуть не с год. Даже собаки шарахались. И желающих отправиться на постой в хлев почти не имелось. Редко, когда кто рискнёт подурачиться с перепо…с перепугу. Поэтому с шутками у Кавешичей был большой недобор.

Что-то он там найдёт, дома? Сейчас спустится вниз с холма, выберется на опушку, пройдёт мимо круглого озерка и видно уже будет. Хоть какая известность…

Листья беззвучно сыпались, как яркий, раскрашенный снег, затирая и так неприметные следы парня. Потемневшие ветви тянулись ввысь, вбирая последние крохи тепла и скудного света. Левек остановился, задрав голову вверх и переводя дух.

Так… красиво… Он, оказывается, тосковал. По этому всклокоченному, хмурому небу, вязкой земле и коренастым могучим соснам. Здесь же все тропы заговорённые, каждая кочка для дела. Как вы могли её упустить?! Кто мог Даричку отсюда украсть? Она сама бы ни за что не сбежала. Сейчас он был в этом уверен.

Сердце Левека сжала прочно поселившаяся в нём тревога, и он глубоко вдохнул напитанный влагой, холодный воздух, ища в нём хоть какую поддержку.

Пахло влажной землёй, подмороженной прелью и очень ярко — свежей травой. Младший отпрыск славного рода, стерегущего северную границу, медленно огляделся, примечая не видные обычному взгляду штрихи. Кто-то шёл здесь недавно, скрывая следы, обмотав сапоги травой и минуя тропы. Как и он сам сейчас. И, судя по всему, это был кто-то из своих, из клана.

Это одновременно успокаивало и пугало. Потому что значило, что за подступами к дому кто-то следит. А в том, что следить было за кем, парень уже не сомневался — не зря ему та замаскированная стоянка в лесу так не понравились.

Чутьё явственно и настойчиво гнало Левека домой, и он, охотно поддавшись этому чувству, прибавил шагу.

Копьё опять присмирело и само льнуло к руке. Хотя в нём самом ничего для этого не поменялось. Он как был Левеком, так им и остался. Никаких грандиозных планов или идей, которые могли бы впечатлить копьё Регнерта, у него, как он ни силился что-то из себя выдавить, не появилось. Парень даже подозревал, что так копьё хитрило, будто ждало, чтобы он ослабил контроль. Поэтому Левек из виду копьё не выпускал, постоянно следя за ним краем глаза, и вообще на всякий случай держался за него покрепче.

Вот и сейчас, когда в отдалении хрустнул сушняк, и разом смолкли птичьи голоса, Левек сильно стиснул древко копья, с удивлением отметив, что больше не чувствует страха. Совсем. Парень быстро оглянулся, ничего подозрительного не заметил, но чутьё будто толкнуло, «скорей!» — вжался широкий ствол старого дерева и замер, дыша в треть силы, чтобы тёплый пар от дыхания его не выдал.

Рядом с ним вдруг вскинулась ветка. От резкого движения одновременно слетели ослабевшие листья с дерева и чужой отвод глаз. Тут он всадников и увидел.

Наёмники. Пятеро. Почти целый отряд.

Парень застыл, чувствуя, как рвёт от волнения дыханье, и гул крови до глухоты закладывает уши, но не дышать, не сглотнуть было нельзя. Это значило мигом себя обнаружить. Подождав, пока они немного проедут вперёд, очень медленно опустился на пёстрый опад. Поредевшие деревья открывали обзор в обе стороны, и сейчас его самого тоже было бы хорошо видно, вздумай кто-нибудь из них обернуться.

Едва двигаясь, Левек стянул с головы шапку, освобождая блёклые влажные волосы, чтоб вернее слиться с осенним лесом и лёг навзничь. Мысленно укрыл себя опавшей листвой и зажмурил глаза. Услышал, как всхрапнула лошадь. Ещё одна.

Почуяли его, наверное. Левек вытянулся в струну, готовясь к любому исходу.

Кони затопали, загарцевали. Он это затылком чувствовал, стараясь совсем не дышать. Заржали…

Кто-то коротко крикнул, послышался резкий, пронзительный свист, топот копыт, и всё стихло.

Увёл кто-то, подумал Левек, чувствуя, как сердце колотится о зубы и кадык.

Он лежал так, не шевелясь, пока не начало ломить от холода уши, чувствуя, как на него сыплются листья, как отпускает натянутую тетиву опасности и оживает лес, пока не понял, что копьё в его руке мелко трясётся.

Левек резко открыл глаза и столкнулся с пронзительным синим взглядом, таким же, как его собственный.

— Ты чего тут? — тихо и страшно спросило существо, утыканное ветками и травой, и от души вымазанное грязью.

— Ты чего… На кого похожа!? — изумился и возмутился Левек. Девушка выглядела однозначно живой, хоть он и принял её сначала за жуткого лесного духа. В толстых ватных штанах с широким поясом и подбитой мехом короткой кожаной куртке, обвязанной ветками и метёлками диких злаков, она походила скорее на лесовика или чмора. Перед тем, как впасть в спячку они были особенно вредны и злобны.

— На кого — на кого, — проворчала Даричка, очень по-женски поправляя свисающую с шапки сухую траву. — Надеюсь, на кустик.

Левек счастливо оскалился. И вдруг вскинулся, разом руша с трудом выстроенный покой, и вцепился в это несуразное создание обеими руками.

— Дара! — крикнул шёпотом ей в макушку. Живая. Слава Страннику, Властелину, копью и кому-то, наверняка, ещё. — Живая… — повторил едва слышно. Не удержался, отпустил весь свой ужас, так долго и сильно крутивший его, что едва позорно слезу не пустил. А споро вытертая — слезой не считается. — Дара…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Пусти, балбес, удавишь! — просипела Даричка, коротко обнимая его в ответ. — Идём, скорее. Укрыться надо. Шастают тут.

— Наши? Чужие? — Левек быстро выбрался из листвы.

— Да все, — отмахнулась Даричка.

А так и не скажешь. Левек коротко оглянулся, лес по-прежнему выглядел совсем безлюдным.

— Под каким-то хитрым пологом ходят, что нашим не проглядеть. Двоих уж порезали. Треза и Сворчку, — поглядела на него исподлобья. — Не щадят, если встретят.

— Трез не наш был, — Левек хорошо помнил этого нагловатого пришлого парня, от которого пару раз схлопотал на щи.

— Наш не наш, а сейчас отец за каждого биться будет, — пробормотала Даричка, вороша примятые Левеком листья, — Всяк на вес золота, кто лук и меч в руках держать умеет.

Так и есть, кивнул Левек. И хоть каждый мужчина из клана стоил двоих, а то и троих равнинных мужиков, в лихие времена за любого дурака держаться станешь.