Шестое чувство - Дана Делон

– Сикстинскую капеллу считают жемчужиной Ватикана. Она расписана лучшими художниками эпохи Возрождения, а венцом творения, – ты выделил это слова кавычками в воздухе, – называют фрески на потолке, их делал Микеланджело. Мало кто знает, что он ненавидел эту работу и утверждал, что она отняла у него все здоровье, – шепнул ты мне на ухо, головой указывая на «Сотворение Адама». – Хочешь шесть любопытных фактов о капелле?

Ты стоял так близко, что я почувствовала тепло твоего тела и спиной прислонилась к твоей груди.

– Конечно, – шепотом ответила я.

– Факт номер один: первоначально Сикстинская капелла должна была стать убежищем, в котором смог бы укрыться папа римский Сикст IV. Кстати, капелла получила свое название в честь папы.

Ты шептал мне на ухо, потому что там было запрещено громко разговаривать. Святое место. От твоего шепота у меня участилось дыхание. В затылке покалывало, ты провел носом вдоль моей шеи и продолжил:

– Факт номер два: ее размеры в точности повторяют очертания ветхозаветного храма Соломона. – Ты нежно пробежался пальцами вдоль моей руки и переплел наши пальцы.

– Факт номер три: несмотря на то, что венцом творения Сикстинской капеллы называют работу Микеланджело, росписью зала занимались самые крутые художники того времени: Сандро

Боттичелли, Доменико Гирландайо, Пьетро Перуджино, Козимо Росселли. Гобелены делал сам Рафаэль. А вот Леонардо да Винчи не позвали. Он любил экспериментировать с красками, и его картины со временем начинали выцветать. В Ватикане решили не рисковать и не позвали одного из титанов эпохи Возрождения. Мастера создали шестнадцать великолепных фресок, до нас дошло только двенадцать. Каждая из фресок – композиция на библейскую тему.

Ты оставил едва уловимый поцелуй у меня на шее там, где бешено стучал пульс. Я даже не знаю, как запомнила эти факты, твой шепот, губы, руки – это все, что я тогда чувствовала. Но ты не остановился и продолжил говорить проникновенным голосом:

– Факт номер четыре: Микеланджело всегда говорил, что он больше скульптор, нежели художник. Однако предложение папы мастер воспринял как вызов и взялся за работу, особенно ему польстило, что не позвали Леонардо. – Твой шепот проникал внутрь меня, я повернулась к тебе лицом, заглядывая в темные глаза, ты потерся носом о мой нос и продолжил:

– Все пять лет, которые Микеланджело потратил на работу над росписью, он жаловался своим друзья и говорил, как ненавидел этот потолок. – Я уткнулась носом тебе в грудь, вдыхая твой запах, ты погладил меня по голове и, наклонившись, продолжил шептать мне на ухо:

– Легенда о том, что Микеланджело работал, лежа на спине, не соответствует действительности. Он создал своеобразные подмостки-леса, на которых ему приходилось стоять, запрокидывая голову вверх. – Я приподняла голову и оставила ответный, едва уловимый поцелуй у тебя на шее, и руки в моих волосах напряглись, но ты не остановился:

– Факт номер пять: Микеланджело был основателем гуманизма, существует теория касательно «Сотворения Адама». Ученые полагают, что изображение Бога на красном фоне напоминает очертания человеческого мозга. – Я приподняла голову, изучая на потолке знаменитый мотив. А ты прикусил мочку моего уха и зашептал:

– К тому же Всевышний тут изображен в виде мудрого седобородого старика. Этот образ стал архетипическим, и после Микеланджело практически все стали изображать Бога именно так. – Я покрылась мурашками и нервно сглотнула.

– Я почти впечатлена, и какой же будет последний факт? – хрипло спросила я.

Ты улыбнулся и ответил:

– Смотри вон туда – это «Страшный суд». Практически через четверть века после росписи капеллы Микеланджело призвали сделать еще одну фреску, на этот раз на алтарной стене. На стене уже были фрески Перуджино, но их уничтожили ради нового шедевра. – Ты продолжил шепотом, я потерлась щекой о твою гладковыбритую скулу, ты тяжело вздохнул. – Микеланджело принялся за работу. Но за то время, что прошло между первой и последней работой, в церкви произошли некоторые перемены, наступило время Реформации. «Страшный суд» вызвал не только восхищение, но и яростную критику. Обнаженные образы на фреске признавали непристойными. Микеланджело на удивление стойко переносил все нападки недоброжелателей и продолжал работать, хотя был крайне вспыльчивым и злопамятным человеком. Единственным безмолвным и едким ответом на критику стало появившееся на фреске изображение Бьяджо да Чезена с ослиными ушами – он был одним из самых яростных противников творчества Микеланджело. Обвивающая фигуру змея означает, что этот человек отправляется в ад за свою похоть. – Ты развернул меня к себе и жестом указал на изображенного на стене человека с ослиными ушами, я не смогла сдержать смешок.

– Мне определенно нравится Микеланджело!

Ты наклонился и нежно поцеловал меня в щеку, я видела улыбку, играющую у тебя на губах.

– Все же понтифик велел другим художникам «прикрыть» наготу фиговыми листами, растениями, животными, одеждой, – прошептал ты. Я повернулась, заглядывая тебе в лицо, ты слегка нахмурился и сказал: – Конечно же, шедевру был нанесен ущерб. Другой папа вовсе хотел уничтожить «Страшный суд»: он считал, что фреска слишком откровенна. К счастью, его отговорили.

Ты положил руку мне на плечо и притянул к себе.

– Все, факты закончились. Впечатлены, мадемуазель Лепран?

Я была впечатлена, тобой. Твоим глубоким голосом, твоими прикосновениями, нежными, едва уловимыми поцелуями. Сикстинская капелла ушла на второй план.

– Вроде очень даже впечатлены, – с наглой улыбочкой заявил ты, и я слегка толкнула тебя в грудь.

– Ты был почти у цели, но, как известно, почти не считается.

Я так любила слушать твой смех, в тот момент ты громко расхохотался, тем самым привлекая к себе парочку недобрых взглядов. Ты взял меня за руку и потянул к выходу из капеллы.

– Сложно. сложно впечатлить тебя, Лили, – сказал ты, и я фыркнула.

– Ты просто не стараешься!

Ты переплел наши пальцы, и я помню, как громко билось мое сердце рядом с тобой, Адам.

Знаешь, что я действительно запомнила в Ватикане? Мне врезалась в память «Пьета». Я помню, как ты сказал, что по-итальянски «пьета» означает «жалость». Еще одна работа Микеланджело, которую ты показал мне. Мраморная скульптура Богоматери и мертвого Христа, лежащего у нее на коленях. Она нежна, чувственна и печальна.

– Он создал этот шедевр, когда ему было двадцать три года, – сказал ты, внимательно разглядывая статую, – выглядит так реалистично. На ее благородном лице столько горя.

Да, Адам. Я была согласна с тобой. Каждая морщинка на ее лице, каждая складочка одежды были мастерски переданы в камне. В тот момент я сознала, что и печаль может быть прекрасной.