Мама для чужого сына - Елена Левашова

– То есть она стала его любовницей еще в Москве, так? И зачем Виктору понадобилась я? – спрашивает Лика. Катит перед собой коляску со спящим мальчиком и задумчиво вздыхает.

– Я почти уверен, что Виктору она наскучила. Он любил тебя, Энджи. Обижал, унижал, но, поверь – твоя измена больно его ранила. В Москву он вернулся, чтобы избавиться от Таси, как от ненужного багажа. Ей он, конечно, наплел про месть… Так и вижу ее хищное довольное личико. Виктор в красках рассказал Тасе, как собирается наказать меня и тебя…

– Ты прав, Джо. Нам надо ехать к Вострикову и поделиться своими размышлениями. Мы слишком хорошо знаем наших бывших, – добавляет она, тягостно вздыхая.

– А шаурма? Ты же голодная, Личка? Я могу пригласить тебя в ресторан, но уличная романтика – это…

– Ладно, уговорил. – Целует она меня в щеку.

– Как только получу документы о разводе, сразу потащу тебя в загс. Идем, вон там вкусный кофе.

Мы устраиваемся на открытой террасе возле сквера. Воздух тяжелеет от взвешенных капель воды из фонтана, солнце отражается от водной глади золотистыми бликами и играет в листве. Хорошо… Вот только мысли роятся в голове, не давая покоя. Я не боюсь Тасю – пусть и дальше бегает от правосудия. Все равно ее найдут. А вот Казанцев…

– Джордан, перестань мучить себя мыслями. Казанцев получил деньги и давно убежал с ними. Но его поймают… Невозможно остаться незамеченным. Видел бы ты его… Груда мышц и ноль интеллекта. – Фыркает Энджи, смачно откусывая шаурму. – Он не способен мыслить наперед, поэтому проколется. Обязательно проколется!

Мэйсон спит. Мы гуляем еще немного. Звоним семейству Горностай и рассказываем о жизненных тяготах. Варюшка устроилась в крупное дизайнерское бюро. Берет заказы на дом и выполняет их в свободное от двух маленьких монстриков время. Она не желает зависеть от Федора – все такая же дерзкая и своевольная! Федька, в свою очередь, заключил несколько крупных договоров со строительными фирмами Екатеринбурга.

– Вы на свадьбу-то приедете? – улыбаюсь в камеру. Личка то и дело заглядывает в экран и машет Варьке ладонью.

– Конечно, – серьезно отвечает Федор. – Решим, с кем мелких оставить, и приедем. Дата уже известна?

– Нет, Феденька, – пропевает Личка. — Это Джордан фантазирует. Боюсь, меня не поймут – только мужа похоронила и тут…

– Плевать, Лик. – Включается в разговор Варька. – Он тебя бил и обижал. И вообще, был сволочью! Так что соблюдать ненужные формальности не стоит. Вам о Мэйсоне надо думать. Мало ли что взбредет в голову органам опеки?

– Во-во, – согласно киваю я, легонько подталкивая Лику в бок. – Ладно, други. Наш малыш просыпается. А когда он бодрствует, об этом знают все. Слишком уж он шумный.

Мы прощаемся и спешим к машине. Беру кричащего Мэя на руки, стремясь успокоить. Лика старательно ведет перед собой коляску и припевает веселую песенку.  Мэйсон продолжает истошно орать. Эх, зато погуляли… Настоящая семейная пара, пусть Личка пока не принимает новую для нее реальность. Я ее люблю и хочу оберегать… И дом хочу построить, как Федька. Разговор с ребятами ненадолго меня отвлекает. Однако с каждым пройденным по скверу шагом мысли возвращаются. Лика права – Казанцев слишком тупой, чтобы все это провернуть… Грубая мужская сила и минимум интеллекта. Это все она – Тася… Генератор хитроумных идей и коварных планов.

– Это все она, Лик… Она догадалась о задумке Ольшанского и...

– Ты про Тасю? – стараясь перекричать Мэйсона, произносит она. – Таисия Осборн очень умная и расчетливая. Руками Казанцева она избавилась от Вити, но куда делся Казанцев? Не поверю, что она оставила его в союзниках или поделилась деньгами…

Мне остается только кивнуть в знак согласия…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Джордан.

Поверить не могу, но это случилось. Я свободен. Хочется заорать на всю Москву: «Я свободе-е-ен, словно птица в небесах!» Прохожие оглядываются на меня – странного темнокожего парня, размахивающего паспортом со штампом о расторжении брака.

– Развелся! Я развелся, наконец, – улыбаюсь пробегающим мимо парочкам. Пусть знают, какого это – необдуманно жениться.

Хапаев привел неоспоримые доводы, убедившие суд прекратить права Таисии на опеку. Теперь единственным опекуном Мэйсона Дженкинса являюсь я, но совсем скоро он станет нашим с Ликой сыном по-настоящему.

– Энджи, это я, – останавливаюсь посередине улицы, чтобы перевести дух, и звоню любимой. – Все получилось. Я свободен.

– И забыл, что значит страх? – смеется она. На заднем фоне гулит и пускает пузыри малыш. – Ты на что-то намекаешь, Джордан Осборн?

– Собирай Мэйсона, поедем подавать заявление в загс. И… возражения не принимаются.

– Хорошо, Джордан.

Сегодня все по-моему… Даже ветер касается разгоряченных щек особенно нежно, а солнце деликатно прячется в толще взбитых в пену белых облаков – чтобы чересчур не жарить.

Пока родные собираются, оплачиваю пошлину и покупаю моей будущей жене кофе. Нетерпеливо шагаю по аллее возле подъезда, сажусь на лавочку, пинаю носком кроссовка камушки, достаю из кармана телефон, бессмысленно листаю новости и смотрю на часы… Короче, волнуюсь. Сегодня решится наша судьба и судьба Мэя…

– Папочка нас заждался? – издали слышу ее мелодичный певучий голосок. Улыбающаяся, красивая, Энджи словно выплывает из облака подкрашенного солнечными лучами воздуха. – Волнуешься?

– Да, – целую ее в губы и перевожу взгляд на сына. – Поел?

– Да. Сейчас уснет. Так что ты вовремя. Свадьба будет пышная? – накручивая на палец длинную прядь, воркует она.

– Как ты хочешь, Лика. – Вкладываю в ее ладошку бумажный стаканчик. – Мы можем расписаться и улететь куда-то на острова… Я так мечтаю об этом: бунгало, ты, розово-оранжевый закат, теплый океан, крикливый Мэйсон…

– Без Мэйсона не поеду никуда, – серьезно отвечает она. – Я просто его никому не доверю.

– Каждый ребенок мечтает о такой маме, Эндж. Совсем скоро мы станем его настоящими родителями. Мэйсон Осборн, звучит?

– Да. И Анжелика Осборн тоже. Поехали, Джо?

Регистратор странно на нас косится. Уверен, такая парочка встречается им впервые: вдова, только похоронившая мужа и жених со свежим, пахнущим чернилами оттиском о расторжении брака в паспорте. В ее глазах читаются возмущение и безмолвный крик: «Аферисты, циничные и беспринципные люди». Но приходится держать лицо и тактично молчать…