Проклятые поэты - Игорь Иванович Гарин

в надежное место… Итак, остается 50 на пропитание ЦЕРБЕРА СПРАВЕДЛИВОСТИ. Вот что значит ПОСЫЛАТЬ ЭКЗЕМПЛЯРЫ В «ФИГАРО»!!! Вот что значит не хотеть серьезно ОБЕСПЕЧИТЬ КНИГЕ ХОД. По крайней мере, у нас осталось бы утешение… распродав все издание за три недели, и слава после процесса, выпутаться из которого, впрочем, не так уж трудно… Арест пока не имел места. Обо всем этом я узнал… через Леконта де Лиля, который, увы, прозевал целых пять дней. Я убежден, что все это злоключение имеет началом статью в «ФИГАРО» и дурацкую болтовню. Страх сотворил зло.

В чем, собственно, блюстители закона обвиняли поэта? Во-первых, в «оскорблении религии», во-вторых, в аморальности (книга, дескать, содержит «непристойные и аморальные места и выражения»).

11 июля Бодлер уносит из лавки Ланье 50 экземпляров своей книги, дабы спрятать их в «надежном месте» – на собственной квартире… Издатели переправляют в Париж оставшуюся часть тиража с целью нелегальной распродажи. Тем временем колесо фемиды продолжает крутиться. Автора «Цветов Зла» обвиняют в скабрезности, сотрясении устоев общественной морали.

Нетрудно догадаться, в каком шокированном состоянии находилась мадам Опик, вдова сенатора и генерала, в ожидании столь позорного для ее сына процесса. Он всегда вел себя аморально, считала она, но до сих пор как-то удавалось «стирать белье в семье». Теперь же сын ее прославится на всю страну как автор аморальной книги! После смерти генерала поэт старался как-то скрасить вдовство своей матери – значительно чаще навещает ее, регулярно пишет ей письма, продолжая вместе с тем сохранять известную дистанцию. Он знал свою мать. Знал и свою слабость к ней. Невзирая на обиды и унижения, любил ее. Успокаивая мать, поэт отнюдь не обольщался возможностью приобрести пусть скандальную, но все-таки СЛАВУ. Во-первых, скандальной славы он не хотел, поскольку и так был уверен, что книга «проложит себе дорогу». Во-вторых, времена героических процессов, когда подсудимый становился обвинителем, безвозвратно прошли. Судебные инстанции Второй империи вели дело так, будто речь идет о малолетних ослушниках, будто наказывают лишь за «шалости». Бодлер присутствовал на процессе Флобера и видел, как заигрывали с писателем служители правосудия, как разглагольствовали о «святом» праве писателя быть объективным и лишь только потом утверждали и свое «право» защищать невежественные читательские массы от дурных влияний. Лицемерная и понаторевшая на «аморалках» буржуазная Фемида превращала подобные процессы в мелкие происшествия. Бодлер не хотел быть героем такого бульварного романа, поэтому-то и процесса не хотел.

В записке адвокату поэт писал:

Я бы мог составить целую библиотеку из современных книг, которые не преследовались и которые не обращают внимания читателя, как моя книга, на УЖАС ВО ЗЛЕ. Уже тридцать лет, как по части скабрезности литература пользуется у нас полной свободой. И это вдруг хотят наказать в моем лице. Справедливо ли это?.. Тот или иной сюжет, занимающий Бодлера и инкриминируемый ему теперь, преспокойно разрешался Беранже. Кого из них вы предпочитаете? Поэта скорби или поэта веселья? УЖАС ВО ЗЛЕ или легкомыслие, УГРЫЗЕНИЕ СОВЕСТИ или нескромность?

В процессе по делу «Цветов Зла» Бодлер проявил себя как настоящий боец, напористый и активный. Он разработал тщательно продуманный план действий и систему защиты, добиваясь, как максимум, отмены судебного разбирательства вообще и, как минимум, полного оправдания книги. Действия велись в трех направлениях: пресса, поиск высоких покровителей, юридическая поддержка.

Бодлер развил бешеную деятельность, дабы с помощью друзей организовать публикации в защиту вышедшей книги. За короткое время появляются четыре положительные рецензии на «Цветы Зла» из значительно большего количества «пробиваемых» автором[25]. Самая важная для Бодлера напечатана в еженедельнике «Монитер» Эдуардом Тьери уже 14 июля. Пикантность ситуации заключалась в том, что хозяином «Монитера» являлся министр двора Фульд, и тем самым в конфликт втягивались «сильные мира сего». Бодлер обратился с личным письмом к Тьери с просьбой о поддержке и очень дипломатично указал обозревателю «Монитера» желательную линию защиты. Тьери не просто блестяще справился с миссией критика-защитника, но не менее дипломатично ушел от полемики на темы «морали», вручив рецензируемую книгу под непосредственное покровительство другого певца Зла, ни много ни мало – Данте…

Смелость, мрачная галлюцинация, необыкновенные красоты и постоянная скорбь. Скорбь оправдывает здесь все, все грехи отпускает… Лишь раз в жизни создаются «ЦВЕТЫ ЗЛА», шедевр обнаженной и дикой действительности, книга высочайшего стиля и жестокого мастерства, лишь раз в жизни (если это сумеешь), ибо повторить такое невозможно.

Ободренный поддержкой собрата по перу Бодлер немедленно обратился к Тьери с благодарственным письмом:

Наконец Вы отомстили за меня этим шалопаям!.. Ваша статья и остроумна, и дипломатична… О, как я Вам благодарен за то, что Вы настояли на этой огромной скорби, которая, и на самом деле, – единственная мораль книги!

Кроме Тьери, положительные рецензии на «Цветы Зла» написали критики д’Орвильи, Асселино, Гепп и Деламон, причем первый, будучи литератором католической ориентации, усиливал позиции Бодлера в дезавуировании клерикальных обвинений.

В поисках высоких покровителей Бодлер обратился за помощью к своему другу Теофилю Готье, которому посвящена книга, и госпоже Сабатье. Первый был вхож в салон самой императрицы, в свое время вмешавшейся в аналогичное дело Флобера и выручившей «Мадам Бовари», вторая имела выход на главу кассационной палаты Трибунала Беллейма. Увы, с поддержкой «высших сфер» ничего не получилось: Готье не рискнул преподнести августейшей особе «Цветы Зла», сознавая возможность непредсказуемой реакции императрицы; Сабатье исполнила просьбу Бодлера, но Беллейм просто не успел вмешаться в дело, ибо судебное разбирательство было уже назначено. Минуя заступников, Бодлер сам обратился к министру двора Фульду с письмом, в котором разъяснил мораль своей книги и ее элитарный характер:

Г-н Эдуард Тьери с достойной похвалы осторожностью дает понять, что моя книга адресована небольшому кругу читателей; он хвалит исключительно и только ее литературные качества, «увиденные и отмеченные им, и дает прекрасное заключение, говоря, что наличие ОТЧАЯНИЯ и СКОРБИ – ЕДИНСТВЕННАЯ, НО ВПОЛНЕ ДОСТАТОЧНАЯ МОРАЛЬ книги, о которой речь…» Я очень горд, что создал книгу, вызывающую лишь страх да ужас по отношению ко Злу… Если нужно будет защищаться, я сумею это сделать достойно… прошу Вашей защиты, насколько таковая возможна, у Вас, который умом еще больше, чем положением, является естественным защитником литературы и искусства! А литература и искусство, к сожалению, никогда не бывают в достаточной степени защищенными.

Тактику защиты «крамольных стихов» «Цветов Зла» Бодлер разработал в детально продуманной записке под названием «Указания моему адвокату», в которой, отстаивая эстетическое кредо, тонко и дипломатично – пункт за