Проклятые поэты - Игорь Иванович Гарин

той большой (несколько более неожиданной), которую собираюсь изготовить для Вас в Онфлёре. Хочу узнать, понравились ли Вам сонет и ПЛЯСКА СМЕРТИ.

Г. Орагвелидзе:

Сонет «Сизина» связан с некой Элизой Ниери, экстравагантной женщиной, гостившей у Аполлонии Сабатье. Итальянское происхождение прототипа и сравнение Сизины с Теруань, молодой парижанкой, вдохновлявшей в свое время санкюлотов на взятие Бастилии, показались редактору подозрительными с точки зрения политического момента: покушения на Наполеона III.

Что же касается «Танца смерти», то эта пьеса устроила придирчивого редактора главным образом оригинальностью и необычностью темы. Лишь посвящение стихотворения скульптору Кристофу смутило его. Бодлер спешит успокоить своего редактора: «…Пишу эту фамилию в знак благодарности… Заверяю Вас, г. Кристоф – человек, более чем достойный, так что имя его не скомпрометирует Ваш журнал. Он – автор фигуры „Боль“, показанной на Всемирной выставке, а также превосходной скульптуры для Лувра». Такая рекомендация успокоила Калонна, но слово «gouge», которым поэт именует смерть, вызвало его возражения. В письме от 11 февраля поэт защищает это слово, приводя аргументы, вполне подходящие для выявления основной идеи стихотворения: «„GOUGE“ – превосходное слово, уникальное, применяемое к ПЛЯСКЕ СМЕРТИ и современное эпохе, когда такие пляски практиковались. Налицо ЕДИНСТВО СТИЛЯ, ибо первоначально это слово обозначало КРАСАВИЦУ, впоследствии им стали называть куртизанку, следующую за армией в эпоху, когда не только солдаты, но и священники в поход отправлялись, имея в арьергарде куртизанок… Разве СМЕРТЬ – не та же куртизанка, повсюду следующая за ВЕЛИКОЙ ВСЕМИРНОЙ АРМИЕЙ и из объятий которой никто ПОЛОЖИТЕЛЬНО ВЫРВАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ? Здесь все точно – колорит, антитеза, метафора… ПЛЯСКА СМЕРТИ – не лицо, а аллегория».

Если «Сизина» представляется мне проходным стихотворением, то «Пляска смерти» – глубочайшая аллегория, символически выражающая не столько единство стиля, сколько величайшую иронию (или фарс) жизни – легкость и незаметность перехода от красоты и соблазна к тлену и могиле:

Скажи, безносая, танцорам слишком рьяным,

Им, тем, кто морщится в присутствии твоем:

«Признайтесь, гордые, что вопреки румянам

Вы чувствуете смерть всем вашим существом.

Вы тоже мертвецы – и свой азарт умерьте!

Увядший Антиной и лысый Ловелас,

Вы все захвачены вселенской пляской смерти.

В неведомую даль она уводит вас.

Беспечно веселясь над Гангом и над Сеной,

Не видят смертные, что наступает срок,

Что дулом гибельным нацелясь вглубь вселенной,

Труба архангела пробила потолок.

Потешный род людской! На всех широтах мира

Кривляйся и пляши, но знай: в любом краю

Примешивает смерть, надушенная миррой,

К безумью твоему – иронию свою».

Несмотря на постоянные «звонки», предостерегающие о близящемся разрушении, 1859 год – о дин из плодотворнейших в жизни Бодлера: работа над новыми стихотворениями «Цветов Зла» для второго издания, «Искусственный Рай», переводы Эдгара По, в том числе знаменитого «Ворона»… В письме к матери Бодлер подводит итоги:

Прошел год, не так глупо заполненный, как прошлые, но и он составляет лишь четверть того, что надлежит сделать в следующем. Ведь я могу стать инвалидом или ощутить истощение умственных способностей раньше, чем успею сделать и завершить все, что обязан и в силах сделать!.. Написан целый ворох стихов, и я прекращаю их писать, во-первых, потому, что ждут меня более спешные и важные дела, – во-вторых, потому, что плодовитость эта не знает границ…

Хотя Онфлёр явно пошел ему на пользу, нездоровье все больше дает о себе знать: мысль о смерти пугает и одновременно стимулирует поэта. Его планы обширны: новый поэтический сборник («Парижский сплин»), предисловие к «Цветам Зла», несколько пьес в стихах. В первый день 1860 года поэт подписывает контракт на издание четырех книг: дополненные 20 новыми стихами «Цветы Зла», «Опиум и гашиш» (будущий «Искусственный Рай»), «Литературные мнения» и «Эстетическая смесь» (последняя перекочевала из предыдущего контракта в новый). Тираж каждой книги – 1500 экземпляров, гонорар за каждую книгу – 300 франков, из коих 50 % выплачивалось в виде аванса. Бодлер получил аванс за все четыре книги, хотя успел сдать в печать лишь две – «Искусственный Рай» (май 1860 г.) и второе издание «Цветов Зла» (февраль 1861 г.).

Финансовые дела издателя желали быть лучше, но, получив гонорар, Бодлер не спешил со сдачей рукописей, раз за разом отодвигая сроки. В чем дело? Дело в нездоровье. В августе поэт признается матери: «…Я очень недоволен своим здоровьем… Жуткая тошнота, о которой я так часто говорю, становится чем-то привычным, даже натощак…»

В это время его все чаще посещает мысль о самоубийстве: «…Нахожусь на грани самоубийства; от этого удерживает меня не трусость, даже не сожаление. Гордость удерживает меня, гордость при мысли, что после меня останутся запутанные дела…»

В начале 1861 года Бодлер отдает второе издание «Цветов Зла» Мальасси. Хотя в новых стихах поэт постарался избежать выражения зла через пороки, он не исключал нового вмешательства правосудия (а, может быть, надеялся на него…). Но правосудие не вмешалось…

Г. Орагвелидзе:

Книга печаталась в Париже, в типографии Симона-Расона, выполнявшей заказы Мальасси, но лишь в конце ноября стали поступать первые листы корректуры. Наступил 1861 год, и в первый же день нового года поэт известит мать: «„ЦВЕТЫ ЗЛА“ окончены. Сейчас изготовляют обложку и портрет. В книге 35 новых пьес, а все остальное основательно переработано. Впервые в жизни я почти доволен. Книга ПОЧТИ ХОРОША, и она останется как свидетельство моего отвращения и ненависти ко всему вокруг». Бодлер сильно преувеличивает, когда заявляет об основательной переработке старых стихов. Через неделю он напишет издателю: «От Расона получил последний лист, титул, шмуцтитул, посвящение, но не обложку. Титул совершенно черный. Предполагаю, таким он не останется». А через два дня: «Получили ли Вы последний лист, титул, шмуцтитул и ОГЛАВЛЕНИЕ? Последнее мне не нравится. Почему, сам не знаю. Оно похоже на оглавление другой книги». Да, Бодлер еще точно не знал, создавая разрозненные шедевры, что идея ЕДИНСТВА книги, ее ГЕНЕРАЛЬНАЯ ЛИНИЯ, так до конца и не прочитывается. Другая книга? Нет, ДВЕ В ОДНОЙ.

20 января 1861 года все наконец было готово, и можно было приступать к тиражированию. Вскоре поэт вышлет матери экземпляр нового издания с припиской: «В оглавлении я отметил для тебя все новые стихи. Нетрудно догадаться, что все они специально подогнаны, чтобы вписаться в замысел. А ведь это книга, над которой я работал двадцать лет и которую, впрочем, ПРАВА НЕ ИМЕЮ НЕ