Туман над Смородиной - Катерина Самаркина

— Зачем тогда убил парня? — резко бросил колдун.

— Ах, это для тебя, — развёл руками Креслав, — ты должен сполна осознать, насколько дорого иногда приходится платить за игры со Смертью. Этот бедняга помог тебе и теперь отправился туда, откуда нет возврата.

— Агена тоже мне помогает, что, и её тоже отправишь следом? — слова вырвались раньше, чем Тумун смог осознать всю опасность этого вопроса.

— Красавица — светлейшая душа во всём вашем жалком лесу, — лелейно произнёс он, — она не заслуживает плохого к себе обращения. Как ты её зовёшь? Царевна? — губы колдуна сомкнулись в тонкую линию, — Трогательно, правда! Она и впрямь как царевна из сказок, не обидит и мухи, хотя обладает недюжинной силой. У меня рука не поднимется на столь чистое создание, можешь за неё не переживать.

Тумун сжал кулаки. Разговоры Креслава о ведьме всегда были пропитаны какой-то приторной гадостью, от которой сводило зубы и свербило в горле. Теперь это ощущение обострилось из-за затхлого душного воздуха в доме. Колдуну хотелось откашляться и запить этот кашель водой.

— Ты ждал меня здесь с того момента, как убил кузнеца. Есть какая-то конкретная причина или ты всё-таки решил меня добить? — ни один мускул на лице Тумуна не дрогнул.

— Ты умный парень, Тумун, деревня очень сильно обеднеет без тебя. — нечистый говорил серьёзно, без насмешливых ноток в голосе, — Я и впрямь хотел поиздеваться над тобой, хотел увидеть, как ты запаникуешь и будешь винить себя в смерти этого парня и запишешь его в список на воскрешение, но ты отчего-то спокоен, словно ничего не произошло.

— Я больше не могу делиться жизненной силой, мне пришлось оставить свои мысли о воскрешении невинных, — почему-то сейчас Тумун решил ответить честно, не увиливая от вопроса.

— Спасибо за откровение, — улыбнулся Креслав. Тумун ощутил себя ребёнком, которого наставник хвалит за старания. Стало неприятно, — но ты же понимаешь, что факт того, что ты больше не опасен для замыслов Смерти, не отменяет её права на вечное владение твоей душой?

— Я это понял, в прошлый раз ты также убил Феникса. Он ведь не остановился тогда после твоих угроз, верно?

— Ты всё знаешь? — Креслав, казалось, искренне удивился.

— В общих чертах. О многих вещах пришлось догадываться. Знаю, что судьбы у нас с Фениксом, видимо, одинаковые.

— Нет. — резко отрезал нечистый, — Феникс был глупцом и самодуром, который не хотел принимать помощи. Его ведьма потом хотела отомстить мне за него, но увы, я перестарался… — Креслав отвел взгляд куда-то в сторону, сводя брови к переносице, — Мне следовало лишь сдержать её и уйти восвояси, но увы, — он развёл руками, — я правда не хотел, чтобы та девочка осталась сиротой.

— Странно такое слышать от тебя, — недоверчиво вставил Тумун.

— Я повторю тебе, я не настолько отвратителен. Я убиваю ровно столько, сколько требует сама Смерть, только и всего.

— Староста и кузнец тоже ей понадобились? — Тумун напирал в обвинениях.

— Сам как будто не знал, что старик должен был умереть в скором времени. Я просто помог, — усмехнулся Креслав, — а вот парня, пожалуй и правда жалко. — он посмотрел на лежащее на полу неподалеку тело, качая головой, будто сожалея, — В любом случае, передай паршивому коту, что я удивлён его поступком.

— При чём тут Меон? — Тумун перевёл взгляд с мёртвого тела обратно на нечистого.

— Пусть он сам тебе расскажет. Но я и правда не рассчитал, что он относится к тебе иначе, чем я думал. — Креслав ядовито улыбнулся, — В любом случае, совсем скоро свидимся, Тумун. Не может быть иначе.

— Что ты несёшь… — спросил было тот, но нечистый уже растворился в ночной темноте, оставляя после себя холод и удушающую энергию самой Смерти.

Простояв ещё с минуту в оцепенении, Тумун резко выдохнул весь воздух из лёгких. Выходило так, что его догадки верны, всё сходилось.

Взяв себя в руки, колдун зажёг свечу на столе и осмотрел комнату — на полу с распростёртыми руками лежал парень. В его распахнутых глазах уже не было страха, а в сердце не было жизни. Молча потушив свечу, Тумун закрыл парню глаза и вышел из дома. Креслав правда отправил душу на Тот берег. Ему здесь делать было уже нечего. Дверь, что так плотно захлопнулась за ним, снова открылась без всяких усилий, выпуская парня на свежий ночной воздух. Тумун потерянным взглядом нашёл в толпе Меона, что смотрел на него не моргая, и Агену, на побелевшем, словно молоко, лице которой читался неподдельный страх.

Обратно через лес шли молча. В кромешной темноте было слышно лишь далёкое уханье совы и шмыгающую носом Агену. Бедняжка старалась сдерживать слёзы, как могла, но давалось ей это с большим трудом.

Дойдя до развилки, ведущей к дому, Тумун внезапно затормозил, и Агена врезалась ему лбом аккурат между лопаток, издав болезненное оханье.

— Меон, расскажи мне правду об этом нечистом, — не оборачиваясь тихо попросил он.

— Я не знаю, что тебе рассказывать, — Меон сверкнул кошачьими глазами в сторону колдуна.

Агена стояла между ними, наблюдая, как из кустов по обеим сторонам узкой тропки за ними смотрят десятки любопытных глаз лесных зверей, а деревья притихли, подслушивая чужой разговор.

— Всё ты знаешь, — Тумун сжал кулаки, — мы все прекрасно понимаем, кто убил сына кузнеца. Креслав был там, я говорил с ним, и он сказал, что ты относишься ко мне иначе, чем он думал— он повернулся в сторону фамильяра ведьмы, что стоял позади, — с чего бы ему вообще делать какие-то выводы о тебе? С чего бы ему приходить к дому в лесу среди ночи и говорить с тобой?

Если бы не темнота, стало бы заметно, как Меон напрягся всем телом, в то время как Тумун был готов продолжать нападение.

— Креслав приходил к нам, когда мы спали? — ужаснувшись спросила ведьма.

— Да. — сознался Меон.

— Твою первую хозяйку, которую ты так любовно зовёшь Госпожой, звали Сесиллия, не так ли? И про клинок ты не просто так вспомнил, — он грубо ткнул фамильяра ведьмы пальцем в грудь, — признайся, я ведь прав? Сколько ты ещё собирался молчать? Отвечай! — Тумун сорвался на крик и тяжело задышал от осознания собственной беспомощности.

— Я, — Меон сделал глубокий вдох, глазами он отчаянно пытался поймать взгляд Агены, но она смотрела только на распаляющегося в гневе Тумуна, — не должен был скрывать всё это, признаю. Клинок ковался при мне и зачаровывался моей кровью, и это единственная вещь, которой можно попытаться уничтожить нечистого. Он запечатывает в себе душу того, кто им будет убит.