Инферно. Последние дни - Скотт Вестерфельд

Внутрь, напротив, хлынуло отвращение ко всему, что привеломеня на эту сцену: к Минерве, группе, «Стратокастеру» в руках. Ко всей безумнойидее славы, и лести, и даже самой музыке…

Я хотел отринуть все это, убежать от бессмысленныхсложностей и позволить зверю внутри взять верх. Спрятаться в каком-нибудьдалеком темном месте и глодать, глодать плоть и кости животных, чтобы ониполезли у меня из ушей.

Однако пальцы продолжали играть. Музыка удерживала меня наместе, заставляя балансировать между любовью и ненавистью.

Я смотрел на сцену, избегая взглядом Минерву, но не могсделать так, чтобы ее пение не проникало мне в уши. Оно лилось из усилителей иэхом отдавалось от стен клуба.

Кабели у моих ног пришли в движение, словно трепещущие змеи.Оторвав от них взгляд, я посмотрел во тьму зала.

И тут-то и увидел, как все началось.

Что-то двигалось сквозь толпу от заднего конца зала к сцене,приподнимая на своем пути вскинутые вверх руки зрителей, как будто волна,несущая их на себе. Она разбилась о сцену, вызвав дикие крики удивления.

Земля грохотала под ногами.

Потом эта странная выпуклость возникла снова, на этот раздвигаясь справа налево и тоже сопровождаемая криками. Именно в этот момент японял, что это не что-то невинное, типа как вскидывают руки во время игры вбейсбол. Реальность искажалась у меня на глазах.

Сам пол волной вздымался и опадал; похоже на то, как этовыглядит, когда под ковром бежит крыса. Только на этот раз все происходилогораздо сильнее — людей на пути волны подбрасывало в воздух, отшвыривало сраскинутыми в стороны руками в толпу.

Мой острый слух уловил тоненький крик позади, я обернулся иувидел, как Алана Рей исступленно повторяет:

— Нет, нет, нет…

Ее голос тонул в бухающем гуле большого риффа. Она, однако,продолжала играть: музыка захватила и ее, заставила руки двигаться в привычномритме.

Прокатилась новая волна вздымающегося пола, еще сильнее.Земля начала раскалываться, раскрываться, словно огромная молния, изрыгаячерную воду и треснувшие куски бетона. Удушающий запах ударил в нос.

Сейчас волна устремилась к сцене, но все мы продолжалииграть.

Некоторые люди пытались убежать с ее пути, пробиться сквозьтолпу, но большинство продолжали восхищенно таращиться на нас, слишкомзагипнотизированные Минервой, чтобы двигаться. Это, конечно, был враг, тотсамый монстр, которого я видел в подземке. Минерва в конечном счете вызвалаего.

«Стратокастер» горел под моими пальцами, тело отторгаломузыку, которую мы играли, но я по-прежнему не мог остановиться.

Сейчас весь клуб наполняли вопли. Люди лезли друг на друга,пытаясь пробиться в безопасное место, пытаясь увернуться от щелкающих зубамипастей монстра, а он все ближе и ближе надвигался на нас.

И потом начали падать ангелы.

Они опускались с потолка на тонких, сверкающих в огнях рампынитях, спрыгивали на сцену и на монстра. Один раскачивался над левым наборомусилителей, другой над правым. Мечи вспыхивали в их руках, они рухнули наусилители, протыкая мечами громкоговорители, отвечающие на удары громким,высоким взвизгом — своеобразный контрапункт к большому риффу.

Несколько дюжин их опустились на монстра и в толпу, отгоняялюдей в стороны. Они заставили его остановиться, рубя мечами и ударяя длиннымистальными копьями. Его крики боли слились с визгом усилителей, и, в концеконцов, музыка стала терять свою слаженность…

Минерва начала запинаться, и чары развеялись.

Я был свободен! Сорвав ремень «Страстокастера» с плеча, ясхватил гитару за гриф, ненавидя ее всеми фибрами своей души. Поднял надголовой и с размаху ударил о сцену, и снова, и снова. Струны лопнули, сломанныйгриф изогнулся, словно свернутая шея цыпленка. Гитара гудела и взвизгивала, еепредсмертные крики лились из немногих уцелевших громкоговорителей.

Вокруг меня все тоже прекратили играть. Со слезами на глазахАлана Рей отбросила барабанные палочки и теперь неистово колотила ногами своиведра. Захлер просто стоял с открытым ртом, глядя на сражение в клубе. НаМинерву я вообще больше не мог смотреть.

Потом на сцену рядом со мной опустился ангел, одетый(точнее, одетая) в черный костюм десантника. Тонкий кабель был прикреплен к еепоясу. В одной руке она держала маленький предмет.

Я узнал ее: Ласи.

Я развернулся, надеясь сбежать и от нее, и от всегоостального: от этой группы, от этой музыки, от этой чудовищной твари, которуюмы вызвали. Но я даже не успел добраться до края сцены; Ласи настигла меня, схватилаза руку и развернула к себе. Крошечная игла сверкнула в свете огней. Япочувствовал укол в шею и поддерживающие меня руки.

— Скажи «Доброй ночи», Мос, — прошептала Ласи.

От звука собственного имени меня чуть не вырвало, а потомтошнота и боль растворились во мраке.

Никогда не было лучшего времени для пандемии.

Самолеты за один день могли доставлять людей в любое местоземного шара, и каждый год летали около полумиллиарда человек. Города сталигораздо больше и гуще населены, чем когда-либо в истории.

Последним мором был испанский грипп, или так называемая«испанка», возникшая в конце Первой мировой войны. (Пандемии любят войны.)Болезнь распространялась по планете быстрее, чем что-либо до нее. В течениегода был инфицирован миллиард человек — треть тогдашней популяции. Скоростьраспространения болезни настолько устрашала, что в одном из городов СШАрукопожатия были запрещены законом.

И все это происходило еще до того, как самолеты смоглилетать над океанами, до того, как у большинства людей появились машины. В нашевремя любая пандемия будет распространяться гораздо, гораздо быстрее. Для этогомы создали ей все условия: перенаселенные города, быстрые перемещения и любыевойны, какие пожелаем. Что касается червей, они таким образом получили мотив,средства и возможности.

Когда настанут последние дни, все будет происходить оченьбыстро.

Магнитофонные записи Ночного Мэра: окончание

МИНЕРВА

Эти вонючие ангелы увезли нас.

Я пыталась объяснить им, что со мной все прекрасно — уже напротяжении нескольких недель — и что Захлер, Перл и Алана Рей вообще неинфицированы. Однако один взгляд на истекающего потом, клокочущего Мосси,расколотившего свою гитару, убедил их в том, что все мы безумны.

Вот с этим у ангелов очень большая проблема: они думают, чтознают все.