Лицо неприкосновенное - Владимир Войнович

Дальше все пошло как по маслу. Остальные члены приезжейкоманды, видя добрый пример старших по званию, беспрекословно подчинились исдали оружие. Они даже не стали сопротивляться, когда Нюра связывала их общейверевкой, наподобие того, как связываются альпинисты перед трудным подъемом.

Дело шло к концу рабочего дня. От наряда, посланного напоимку дезертира, не было ни слуху ни духу, и капитан Миляга начал нервничать.Секретарша Капа битых два часа просидела на телефоне, извела телефонисток настанции, но в Красном никто не снимал трубку.

– Ну что? – то и дело высовывался из кабинета начальник.

Капа виновато пожимала своими хрупкими плечиками, словноиз-за нее получилась такая история, и снова терпеливо крутила ручку телефонногоаппарата.

За десять минут до конца работы Капа стала приводить впорядок прическу, не зная, стоит ли это делать. Если начальник позовет к себе,то все равно растреплет. Но сегодня, наверное, не позовет, куда-тозапропастились эти гаврики во главе с лейтенантом Филипповым, и начальнику явноне до нее. Ровно в восемнадцать часов над дверью раздался резкий звонок. Капаподхватилась и, вихляя задом чуть больше, чем в обычное время, вошла ккапитану, цветя ему навстречу неофициальной улыбкой. Капитан, улыбаясь в ответ,предложил ей прогуляться в деревню Красное, потому что из сотрудников никого,кроме нее, не осталось, а он в данный момент покинуть Учреждение не может.

– Если хочешь, тут лошадь какая-то приблудилась – возьми, –сказал капитан.

– Я ездить верхом не умею, – робко сказала Капа.

– Ну тогда так пробегись. Ты молодая, тебе семь километровне крюк.

– Да что вы, Афанасий Петрович! – обиделась Капа. – Куда япобегу по такой грязище?

– Ничего, наденешь резиновые сапоги, – сказал капитан. –Тебе и идти-то только в одну сторону, а обратно вместе со всеми на машинеприедешь. Да я думаю, ты их вообще встретишь на полдороге.

Капа пробовала еще возражать, но капитан ледяно улыбнулся и,назвав ее по фамилии (это был признак крайнего раздражения), как дважды два объяснилКапе, что хотя она и является вольнонаемной, но служба в военном учреждении ввоенное время обязывает ее выполнять приказания беспрекословно, точно и в срок,о чем она давала подписку, нанимаясь на эту работу.

Трясущимися губами Капа сказала: «Есть!» – и с плачемвылетела из кабинета. Она побежала домой за резиновыми сапогами и по дорогеклялась самыми страшными клятвами, что никакие уговоры и никакие угрозы (вплотьдо увольнения) не заставят ее больше лечь с этим бессердечным человеком на этоткошмарный, ободранный и продавленный, заляпанный чернилами служебный диван.

Однако приказание ей выполнить не удалось. Ее муж, директорместного молокозавода, давно подозревавший жену в том, что она ему изменяет,устроил ей сцену ревности и запер в чулане.

Солнце клонилось к горизонту, когда капитан Миляга, недождавшись возвращения своих подчиненных и никаких известий от Капы, запервверенное ему Учреждение на большой висячий замок, оседлал приблудную лошадь иверхом отправился вслед за пропавшей командой.

По подсохшей к концу дня дороге лошадь быстро несла капитанаМилягу вперед в неизвестность. Временами она от избытка энергии переходила нарысь, но капитан ее сдерживал, желая продлить неожиданную прогулку. НастроениеМиляги улучшилось. Он беспечно поглядывал по сторонам, воспринимая затемненнуюсумерками местность как что-то особенное. «Эх, – думал он, – до чего же нашаприрода красива! В какой еще стране найдешь такие сосны, березки и прочее?» Нив какой другой стране Миляга в жизни своей не бывал, но, по врожденномупатриотизму, был убежден, что достойная внимания растительность там вовсе неводится. «Хорошо! – радовался он, наполняя воздухом прокуренные легкие. –Думается, процент содержания кислорода здесь больше, чем в кабинете». Последнеевремя Миляга проводил в кабинете дни и ночи, принося посильный вред себе иотечеству. Правда, особо ретивым не был он никогда. И давал постоянно средниепоказатели, понимая, что на невидимом фронте ударником быть так же опасно, какотстающим. В жизни работника той службы, к которой принадлежал капитан, бываюттревожные моменты, когда торжествует Законность. За время своей карьерыАфанасию Миляге дважды пришлось пережить подобную неприятность. Оба разашерстили всех сверху донизу, но Миляге удалось уцелеть и даже продвинуться послужбе от старшего надзирателя до начальника районного отдела. Это позволялоему смотреть в будущее со сдержанным оптимизмом, с надеждой уцелеть, когда вочередной раз восторжествует Законность.

Размышляя таким образом, не заметил он, как стемнело, и ужев полной темноте въехал в Красное. Остановившись у крайней избы, капитануслышал за калиткой строгий женский голос:

– Борька, шут тебя подери, ты пойдешь домой или нет, илихочешь, чтобы я тебя хворостиной огрела?

В ответ послышалось веселое хрюканье, из чего капитан, посвойственной ему привычке анализировать и сопоставлять всевозможные факты,догадался, что Борька не человек.

– Девушка, – сказал капитан в темноту, – не знаешь, где тутнаши работники?

– Какие работники?

– Сама знаешь, – стыдливо сказал Миляга.

За калиткой помолчали, потом тот же женский голос осторожноспросил:

– А вы кто такой будете?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – пошутил капитан.

– Здесь все они, в избе, – подумав, нерешительно сказаладевушка.

– Можно зайти? – спросил он.

Девушка поколебалась и опять ответила неуверенно:

– Заходите.

Он ловко соскочил на землю, привязал лошадь к забору ипрошел в калитку. Женщина, молодая (как он успел заметить даже в темноте),напоследок обозвав невидимого Борьку паразитом, открыла дверь и пропустилакапитана вперед.

Он прошел темными сенями, задевая за какие-то гремящие вещи,потом по коридору, шаря рукой по стене.

– Дверь справа, – сказала девушка.