Лицо неприкосновенное - Владимир Войнович

Нащупав ручку, он вошел в какую-то комнату и зажмурил глаза– на столе горела двенадцатилинейная лампа. Привыкнув немного к свету, онувидел своих подчиненных в полном сборе в количестве семи человек. Пятеро изних сидели на лавке вдоль стены. Лейтенант Филиппов, подложив под щеку кулак,спал на полу, а седьмой – Свинцов – лежал кверху задом на кровати и тихостонал. Посреди комнаты на табуретке сидел боец с голубыми петлицами и держал вруках винтовку с примкнутым штыком. Увидев вошедшего, боец сразу повернулся инаправил винтовку на него.

– Что здесь происходит? – строго спросил капитан.

– Не кричи, – сказал боец, – раненого разбудишь.

– Ты кто такой? – закричал Миляга, хватаясь за кобуру.

Тогда боец вскочил с табуретки и приблизил штык к животукапитана.

– Руки вверх!

– Я тебе сейчас дам руки вверх, – улыбнулся капитан, пытаясьрасстегнуть кобуру.

– Я ведь пырну, – предупредил красноармеец.

Встретившись с его беспощадным взглядом, капитан понял, чтодело плохо, и медленно поднял руки.

– Нюрка, – сказал боец девушке, все еще стоявшей околодверей, – забери у него револьвер и брось в кошелку.

Прошло несколько дней с тех пор, как исчезло ведомствокапитана Миляги, но в районе никто этого не заметил. И ведь пропала не иголка всене, а солидное Учреждение, занимавшее в ряду других учреждений весьмазаметное место. Такое Учреждение, что без него вроде и шагу ступить нельзя. Авот пропало, и все, и никто даже не ойкнул. Люди жили, работали, рождались иумирали, и все это без ведома соответствующих органов, а так, самотеком.

Это безобразие продолжалось бы неизвестно доколе, если быпервый секретарь райкома товарищ Ревкин постепенно не стал ощущать, что вокругнего как будто не хватает чего-то. Это странное ощущение постепенно в немукреплялось, оно сидело в нем как заноза и напоминало о себе везде, где быРевкин ни находился: на бюро райкома, на совещании передовиков, на сессиирайсовета и даже дома. Не сумев разобраться в своем состоянии, он потерялаппетит, стал рассеян и однажды дошел до того, что надел кальсоны поверх галифеи в таком виде пытался отправиться на работу, но персональный шофер Мотя еготактично остановила.

И вот как-то ночью, когда он лежал, смотрел в потолок,вздыхал и курил папиросу за папиросой, жена Аглая, лежавшая рядом, спросилаего:

– Что с тобой, Андрей?

Он думал, что она спит, и подавился дымом от неожиданноговопроса.

– В каком смысле? – спросил он, откашлявшись.

– Ты в последние дни стал какой-то нервный, спал с лица,ничего не ешь и все время куришь. У тебя неприятности на работе?

– Нет, – сказал он, – все в порядке.

– Ты здоров?

– Абсолютно.

Помолчали.

– Андрей, – волнуясь, сказала жена, – скажи мне каккоммунист коммунисту: может быть, у тебя нездоровые настроения?

С Аглаей он познакомился больше десяти лет назад, когда ониоба проводили коллективизацию. Аглая, тогда еще двадцатилетняя комсомолка спылающим взором, покорила Ревкина тем, что дни и ночи проводила в седле, лихоносясь по району, выискивая и разоблачая кулаков и вредителей. Ее маленькое, нокрепкое сердце не знало пощады к врагам, которых тогда в большом количествеотправляли в холодные земли. Она не всегда понимала гуманную линию партии, неразрешавшей уничтожать всех на месте. Теперь Аглая заведовала детским домом.

Услышав заданный ему вопрос, Ревкин задумался. Он погасилодну папиросу и закурил вторую.

– Да, Глаша, – сказал он, подумав, – ты, кажется, права. Уменя действительно нездоровые настроения.

Опять помолчали.

– Андрей, – тихо и непреклонно сказала Аглая, – если ты самв себе чувствуешь нездоровые настроения, ты должен разоружиться перед партией.

– Да, должен, – согласился Андрей. – Но что будет с нашимсыном? Ведь ему только семь лет.

– Не беспокойся. Я воспитаю его настоящим большевиком. Онзабудет даже, как тебя звали.

Она помогла мужу собрать чемодан, но провести в однойпостели остаток ночи отказалась по идейным соображениям.

Утром, когда пришла машина, Ревкин приказал шоферу Мотеотвезти его Куда Надо, потому что пешком он последнее время не ходил и не смогбы найти дорогу.

К его немалому удивлению, Где Надо Кого Надо не оказалось.Не было ни часовых, ни дежурных, и на больших зеленых воротах висел массивныйзамок. Ревкин стучал в дверь и в ворота, пытался заглянуть в окна первого этажа– никого не было видно.

«Странно, – подумал Ревкин. – Как это может быть, чтобы втаком Учреждении никого не было?»

– А здесь уже с неделю, наверное, как замок висит, – сказалаМотя, словно угадав его мысли. – Может, их давно разогнали.

– Не разогнали, а ликвидировали, – строго поправил Ревкин иприказал ехать в райком.

По дороге он думал, что в самом деле исчезновение такогосерьезного Учреждения нельзя объяснить ничем, кроме как ликвидацией. Но еслиэто так, то почему никто не поставил его в известность? И вообще можно лиликвидировать, да еще в военное время, организацию, при помощи которойгосударство охраняет себя от внутренних врагов? И не объясняется лиисчезновение происками этих самых врагов, которые теперь навернякаактивизировали свою деятельность?

Запершись в кабинете, Ревкин обзвонил ряд соседних районов ипутем осторожных расспросов выяснил, что повсюду те, Кто Надо, по-прежнемуимеются и вполне активно функционируют. От этого известия легче не стало.Положение теперь казалось еще более запутанным. Необходимо было организоватьсрочное расследование.

Ревкин снял трубку и попросил соединить его с капитаномМилягой.

– Не отвечает, – сказала телефонистка, и только тогда Ревкинпонял всю нелепость этого звонка. Ведь если бы Миляга существовал, ему незачембыло б звонить. Но, с другой стороны, кто может разобраться в сложном делеисчезновения всех, Кого Надо, если именно те, Кому Надо, и должны заниматьсятакими делами?

«Надо подать проект, – подумал секретарь, – чтобы в каждомрайоне было два Учреждения. Тогда первое будет выполнять свои функции, а второебудет наблюдать, чтобы не пропало первое».