Трупный цветок - Анне Метте Ханкок

Погасшим.

Шефер подошёл к доске и пристально посмотрел на фотографию. Затем он снял прикреплённые к доске кнопками копии её писем.

Что он упускает?

Он достал маркер и подчеркнул некоторые предложения.

Может быть, я родилась с этим дефектом.

Может быть, я стала такой из-за неё.

Мы связаны через него, теперь я это понимаю.

Если я скажу «Amorphophallus Titanum»…

Ты видишь это? Теперь ты видишь это?

Шефер не отрываясь смотрел на эти линии, а в голове его снова зашевелился червь.

– Какую же фигню я упускаю? – бормотал он про себя. Он снова посмотрел на доску и сделал шаг назад, чтобы было лучше видно. Наткнувшись на корзину для бумаг позади, он крепко выругался. Затем пнул её ногой.

Корзина перелетела через комнату и угодила в стоявший на подоконнике комнатный цветок. Горшок упал на пол и раскололся, земля рассыпалась по светло-серому линолеуму.

Коллега, шедший мимо по коридору, остановился и просунул голову в дверь.

– Всё в порядке?

Шефер промычал что-то и отмахнулся от него.

– Что-то у тебя с характером, старик. Давай-ка поаккуратнее, не то разнесёшь весь офис. И подмести бы тут не мешало, мусор вымести.

Старик.

Шефер бросил на мужчину яростный взгляд и подумал, не вымести ли и его тоже вместе с мусором. Но в итоге просто повернулся спиной к двери, а мужчина, насвистывая, пошёл дальше.

Шефер стал с раздражением искать, чем бы подмести землю. Он знал, что в другом конце коридора на кухне стоит метла, но не мог идти так далеко. Поэтому нашёл два куска картона и использовал один в качестве веника, а другой в качестве совка.

Он поднял голову и обвёл взглядом комнату в поисках улетевшей куда-то корзины для мусора.

Его взгляд упал на стол Августин, и вдруг у него кольнуло в груди.

Он выронил картонку, и земля снова рассыпалась по полу. Он ощутил странное облегчение, которое волной прокатилось по нему до самых кончиков пальцев.

Он встал и подошёл к столу.

Розовый стикер всё ещё выглядывал из книги, лежавшей наверху стопки, но его взгляд привлекла та, что лежала снизу. Он сдвинул многотомную башню, и книги с грохотом посыпались на пол. Он схватил книгу и посмотрел на обложку.

«Abélard et Héloïse – Lettres d ‘amour»[15], – говорилось на обложке. Книга была на французском, и Шефер не понимал ни слова из написанного. Но, когда он смотрел на имя автора, он чувствовал мощный прилив адреналина.

На корешке книги было написано «Кальдан».

Ник Кальдан.

Водитель чёрного такси «Убер» в свежевыглаженном тёмно-синем костюме открыл дверь машины, и Элоиза вышла на гравийную дорожку на площадь Вогезов. Она поблагодарила его за поездку и перешла улицу со своим маленьким серебристо-серым чемоданчиком.

Отель был скрыт от взглядов за аркадой и не просматривался с площади, но Элоиза знала это место. Она уже ночевала там раньше.

Она открыла большую стеклянную дверь и вошла во дворик, где перед ней открылся фасад здания. Он был обрамлён малахитово-зелёным плющом, который подстригали только вокруг небольших окон и белых ставен, и высился перед ней во всей красе и великолепии. Облик здания был исполнен невинности и красоты и наводил на мысли о юной девушке, ожидающей приглашения на танец.

– Добро пожаловать в Париж, мадемуазель, – сказала женщина-портье в полосатом платье. Она говорила по-английски с сильным французским акцентом, так что название города прозвучало как «Бари», а не «Париж», и от неё Элоиза получила карточку с электронным ключом от небольшой комнатки на третьем этаже.

Элоиза поднялась наверх в лифте размером с консервную банку и сразу заперлась в комнате 311, где рухнула на кровать на жемчужно-белое шуршащее покрывало.

Она немного полежала и оглядела свой номер. Это была маленькая комнатка. Маленькая комнатка в красивом и дорогом отеле. Матрас почти доставал до ковра с люрексовой нитью, выглядывавшего из-под кровати по обе стороны, а в ванной комнате, вход в которую находился прямо за прикроватной тумбочкой, вместо ванны была маленькая душевая кабина. Из распахнутого двустворчатого окна открывался вид на внутренний дворик и большое ореховое дерево, ветви которого тянулись до самой крыши отеля. При желании можно было рвать фундук, лёжа прямо на кровати.

У Элоизы такого желания не было.

Она вытянула перед собой ногу, дотянулась коленом до мини-бара возле изголовья и резким толчком открыла дверцу холодильника. Дверца распахнулась и ударилась о стенку сзади, из-за чего стоявшие на полках бутылки зазвенели. Она села, потянулась за первой попавшейся бутылкой и посмотрела на неё.

Чёрный ром.

Бутылка открылась с хлопком. Элоиза поднесла её к губам и запрокинула голову. Жидкость обжигала горло и необычно согревала изнутри.

Она взяла трубку старого роторного телефона из чёрного дерева, стоявшего на тумбочке, и медленно набрала номер мобильного телефона Герды – цифру за цифрой, каждый раз ожидая, когда диск антикварного телефона с жужжанием вернётся в исходное положение.

– Алло?

– Привет, это я.

– Привет! – Голос Герды звучал удивлённо, но радостно. – Откуда ты звонишь? Я подумала, что за странный номер определился. Ты за границей?

– Я в Париже.

Герда некоторое время молчала.

– В Париже? – спросила она.

– Да, – тихо сказала Элоиза. – Я подумала, что пришло время покончить с этим всем.

– Но… Почему ты ничего не сказала? Я бы поехала с тобой, если…

– Я знаю, что ты бы поехала. Ты хороший друг, Герда, лучший в мире. Но то, за чем я приехала, я должна сделать сама.

– Хорошо. Я понимаю. Но почему сейчас?

– Я думаю… я думаю, Анна Киль хочет, чтобы я сделала именно это. Она пытается рассказать мне что-то о нём.

– Анна Киль? – скептически спросила Герда.

– Да.

Элоиза рассказала Герде о вчерашнем звонке Шефера. О цитате из писем и о чём в них шла речь.

– Других объяснений быть не может. Она хочет, чтобы я поговорила именно с ним. Это о нём она писала в своих письмах. Теперь всё обрело смысл: и то, что она знает обо мне факты личного характера, и её упоминание трупного цветка, который притворяется тем, чем не является, – совсем как педофил, который таскается с мешком конфет и убеждает детей, что он добрый старый хороший дядя. И мой адрес – он его знает. И фотография в «Инстаграме». Должно быть, он сделал этот снимок до того, как сел. Ты понимаешь?