Воспоминания розы - Консуэло де Сент-Экзюпери

– Да, я испытываю огромную нежность к этому котенку, которого мы назвали Марией, не знаю почему, кухарка окрестила ее так. Признаюсь вам, я немного стыжусь своей привязанности к животному, когда тысячи детей умирают в Европе от голода. Я работал в организации, которая занималась спасением людей, особенно евреев. Мы получили приказ спасать интеллигенцию. А как решить, кто интеллигент, а кто нет? Как это понять, когда бледный от страха человек что-то бессвязно лепечет или умоляет: «Спасите меня, спасите меня, достаньте мне документы, иначе меня отправят в лагерь»? Иногда я спрашивал их, чем они занимались до войны, но они и это забыли, они просто пытались выжить, продлить часы, оставшиеся им на этой земле.

Разговаривая со мной, он искал глазами жену, глядя в бинокль. Неожиданно он ее заметил:

– Ах, я ее вижу, и кажется, она даже держит на руках Марию. Только бы Мария ее не поцарапала!

Он от чистого сердца рассмеялся.

Я решила довериться ему:

– Боюсь, что мой муж не пришел и меня не выпустят.

– Я вас не брошу, – ответил он. – А если завтра или послезавтра вас посадят в «Синг-Синг», приду за вами. Засвидетельствую вашу личность. Найду вашего мужа. Не портите себе приезд в Нью-Йорк. Поверьте мне, Америка – прекрасная страна.

В последний момент ему передалось мое волнение, и, я уж не знаю каким образом, он сумел отправить с корабля телеграмму своей жене с просьбой предупредить моего мужа, чтобы он пришел в порт, когда я буду сходить на берег. Кажется, мы даже получили ответ, но ожидание на корабле все равно было очень тревожным. Вокруг летали чайки – единственные живые существа над этими маслянистыми прибрежными водами.

Около четырех часов дня нам наконец позволили ступить на землю, но только на огороженное пространство. Нас заперли как в курятнике и выпускали только тех, кого запрашивали снаружи мужья, отцы, друзья.

Подошла моя очередь. Меня вызвал какой-то совершенно неизвестный мужчина. Издалека я увидела невысокого толстяка в огромных очках, чей громкий смех я услышала раньше, чем разобрала черты его лица. Я поняла, что у него есть все необходимые бумаги, позволяющие вызволить меня.

Когда толстяк оказался рядом, я узнала друга Тонио, которого не видела как минимум двенадцать лет. И вот Флери передо мной, словно припудренный всеми песками Африки. Последний раз мы встречались при создании авиапочтовой линии. Но теперь он выглядел как карикатура на самого себя, за те двенадцать лет, что мы не виделись, он, конечно, не помолодел. Теперь он жил в Бразилии и явно злоупотреблял алкоголем… Он смеялся все громче и громче:

– Консуэло, ты меня не узнаешь?

Я не в силах была ответить. Так это он пришел встретить меня вместо Тонио! Почему? Какие новые сюрпризы приготовила мне жизнь? Флери сжал мою руку, и мы стали продираться сквозь толпу и шум, сопровождающие прибытие любого парохода. Он продолжал что-то говорить мне на ухо, кашель и хихиканье постоянно прерывали его речь.

– Твой муж запрещает тебе разговаривать с журналистами. Ты меня слышишь? Он запрещает тебе говорить, давать какие бы то ни было интервью. Слушай меня хорошенько. Журналисты вот-вот появятся со своими фотоаппаратами. Я скажу им, что ты не понимаешь ни по-английски, ни по-французски. Ты глухая и немая. Иначе Тонио отправит тебя я не знаю куда. Мы ведем войну. Извини, твое молчание меня нервирует. Но все очень серьезно. Тонио не простит тебя, если ты заговоришь.

Какой-то американец в сопровождении жандармов приблизился к нам с застывшей улыбкой на губах, присущей всей журналистской братии:

– Добрый день, мадам де Сент-Экзюпери.

– Я не мадам де Сент-Экзюпери, месье, я ее горничная.

Готовые застрекотать камеры были остановлены гортанным криком журналиста:

– Подождите, здесь ошибка, это прислуга мадам де Сент-Экзюпери. Мадам де Сент-Экзюпери все еще на борту!

И я спокойно миновала этих типов, ожидавших прибытия моей «хозяйки»…

Шагая по твердой земле, я пыталась собраться с мыслями. Итак, я поняла сцену, разыгранную Флери. Он пришел встретить меня у сходней, чтобы убедиться, что не будет сделана ни одна фотография моего прибытия. Чтобы нельзя было сказать: вот обнимаются месье и мадам де Сент-Экзюпери! В общем, Тонио не хотел, чтобы его видели со мной… Почему? Наверное, он решил оградить какую-нибудь свою подругу от вида законной супруги в объятиях мужа!

Обида исказила мое лицо, я почувствовала прилив ненависти к жизни. Подумать только, через несколько минут я увижу лицо своего мужа, который не явился на свидание! Но я не в силах была его в этом упрекать. Пережитый шок оказался слишком силен. После всех страданий, выпавших на мою долю во время войны, после двух лет разлуки оказаться перед собственным мужем, живым, настоящим… Я глубоко вдыхала горький и солоноватый запах моря. Хотела сохранить в себе лишь доброту, мир, любовь. Я любила его. Да, я все еще любила его.

Все эти истории с фотографами и интервью ничуть не поколебали моих чувств. Только сердце мое слабело с каждым шагом. В ушах начало звенеть, ноги не держали, будто ватные.

Очень скоро я стала различать лишь тени и крики. На несколько секунд я закрыла глаза и тяжело оперлась на руку Флери, который прислонил меня к стене и попытался утешить:

– Только не падай в обморок. Пока ты прекрасно все переносила. Еще немного мужества, скоро ты увидишь мужа, он там, он там, за той огромной колонной в глубине. Открой глаза, ну пожалуйста.

Я тяжело дышала, но ослабила хватку. Мысль, что сейчас я увижу его, придала мне сил. Даже если бы мне приказали снова сесть на корабль и плыть два месяца по бурному морю, я бы все равно открыла глаза и шла бы до последнего вздоха, чтобы снова обрести того, кого любила.

Я глядела на колонну, которая казалась все выше и выше. Сто метров отделяло меня от Тонио. Я видела его высокую фигуру, огромную, как дерево. Я начала различать изгибы его тела, чуть сутулые плечи, словно он поддерживал колонну. Он неподвижно стоял и смотрел, как я приближаюсь.

Этот человек был моим мужем. Я подошла ближе: бледный, закутанный в серый плащ, замкнувшийся в себе. Без шляпы, без перчаток. Он не двигался. Наконец я смогла коснуться его. Он выглядел каким-то помертвевшим. Прошла тысяча лет, с тех пор как мы в последний раз виделись, целовались, обменивались взглядами. Я стояла совсем рядом с ним, его руки были будто из стали, и мне отказал голос, я онемела перед тайной жизни. Но именно Тонио вдруг первым раскрыл объятия и стиснул меня так, что я чуть не задохнулась, крича:

– Уедем, уедем сейчас же!

Но нам пришлось, как всем, ждать такси. Мы стояли почти час. Мне понравилась учтивость, царившая в нью-йоркских очередях. Люди были скромны, терпеливы, хорошо воспитаны. Никто не скандалил, не лез без очереди. Это меня ободрило и успокоило мои издерганные нервы.

Первый вопрос, который задал мне Тонио, был:

– Кого ты видела? Почему ты давала интервью?