Убийца из детства - Юрий Александрович Григорьев

вовсе делать нечего. Хранить награбленное? Это если и было, то во времена Марка Твена и не у нас, а в Америке. Обсуждать планы ограбления банков? Так налетчики делают это в своих загородных дворцах. Если и следовало кого-то опасаться, то разве что маньяка, который случайно увидел, как одинокая женщина заходит в пустой дом. Но это уже из области фантастики. Есть маньяки, но не табунами же они по городу ходят!

Журавлев медлил. Пристально всматривался в чернеющий квадрат окна в надежде увидеть за стеклом прильнувшее к нему бледное лицо. И не видел ничего. Значит, Алька сидит на том самом старом диване и просто ждет. Снова поверила его обещанию приехать. Как верила тогда, в ту последнюю встречу, что завтра он придет на свидание.

Журавлев шагнул к входу. Старая дверь, как и в его первое появление здесь, распахнута. Лестничный пролет едва различим. Из дверного проема сочится затхлый, пропахший многолетней пылью и запустением воздух вперемешку с запахом мочи. Журавлев нащупал ногой пол и осторожно шагнул в подъезд. Старые доски под его ногами жалобно скрипнули. Журавлев протянул вперед руку и нащупал поручень лестницы. Обхватил его рукой и нашел ногой первую ступеньку. Он стал подниматься, каждый раз проверяя ступени перед собой. И все время прислушивался. Алька, если она в комнате, должна услышать его шаги. Скрип ступенек. А может быть, и гулкое биение сердца.

Перед Алькиной комнатой Журавлев остановился. Дверь приоткрыта. Сквозь запыленные стекла окна в комнату сочится тусклый отсвет далекого фонаря.

– Аля! – негромко позвал Журавлев. – Ты здесь?

Не услышав ответа, Журавлев шагнул в комнату. Прислушался, но не уловил ни чужого дыхания, ни движения, ни шороха. Комнату от пола до потолка и от окна до двери наполняла неживая тишина. Глаза стали привыкать к темноте, и Журавлев различил старый диван у стены. Альки на нем нет. «Пошутила? – подумал он. – Отомстила за то давнее обещание прийти на свидание?» И снова позвал:

– Аля! Где ты?

За спиной скрипнула половица. Журавлев резко обернулся и увидел в чернеющей пустоте лестничной площадки неясную тень. «Фигура не женская», – успел отметить он.

Человек взмахнул рукой. Раздался звон стекла, и в дверном проеме взметнулась вверх слепящая стена пламени. Журавлев отшатнулся от полыхнувшего на него жара. За пляшущими языками огня он увидел фигуру в черном, торопливо сбегающую по лестнице вниз. Косичка на голове поджигателя мотнулась, и он скрылся из вида.

Старый дом, измученный собственной дряхлостью и бессмысленностью существования, обрадовался огню, как смертельно больной радуется несущей избавление от страданий смерти. Его трухлявые, полусгнившие доски вспыхнули, словно порох. Пламя, пожирая покорную плоть дома, торжествующе урчало. За считанные мгновения оно заполнило выход из комнаты до самого верха, отрезая путь на лестницу. Его языки бодро плясали перед Журавлёвым странный языческий танец, словно приглашая единственного свидетеля своего торжества принять участие в этом веселье. А может быть, пламя видело в нем так кстати оказавшуюся в нужное время и в нужном месте достойную фигуру для жертвоприношения всесильному богу огня? Пройти сквозь пышущую нестерпимым жаром стену и остаться живым, не было ни единого шанса.

Журавлев круто повернулся. Теперь, когда за спиной полыхал огонь, вся комната была освещена вздрагивающими отсветами, а на полу и стенах извивалась охваченная ужасом его собственная тень. Взгляд Журавлева скользнул по выцветшим обоям. По старому дивану. Остановился на окне. В запылённых стеклах Журавлев увидел свое отражение. На фоне бушующего за спиной огня он показался себе вышедшим из адского пламени терминатором.

Обострившееся от смертельной угрозы сознание поправило: если ты и похож на терминатора, то не выходящего из огня, а того, кого пламя готовится поглотить!

Воздух в комнате быстро накалялся. Но хуже всего было то, что он так же быстро наполнялся едким, раздражающим глаза и горло дымом. Дышать становилось все труднее. А еще Журавлев понимал, что с каждым вдохом в его легкие, а затем в кровь попадает все больше смертельно опасной смеси угарного газа и прочей гадости. Надо торопиться! На пожаре гибнут не от огня. Сначала теряют сознание от отравления дымом. А уже потом обгорают в пламени. Журавлев рванулся к окну. Только там спасение! Второй этаж, можно ноги переломать, но это лучше, чем смерть в ловушке.

Поднявшаяся за окном стена огня заставила его остановиться. «Он поджег дом и с этой стороны, – догадался Журавлев. – Последний путь к спасению отрезан! Он знает, что я почти готов к тому, чтобы разоблачить его. И приговорил меня к смерти. По его плану я должен умереть так, чтобы он, исполнитель моего смертного приговора, остался вне подозрений. Все предусмотрел!»

Задыхаясь от дыма, Журавлев, упал на колени. В горле першило. Жара становилась невыносимой. Распластавшись на полу, задыхаясь от дыма, Журавлев уже смирился. Угасающим сознанием услышал, как лопнули раскалившиеся стекла окна. В комнату ворвался свежий воздух. Журавлев жадно вдохнул его. Еще! – требовал измученный страданием организм. Но пламя не желало делиться с ним спасительным для обоих кислородом. Оно уже чувствовало его нехватку. Получив желанную и так необходимую подпитку, оно встрепенулось и, обрадованное, загудело еще сильнее. И стало подбираться к своей жертве. Журавлев обреченно растянулся на полу. Голова раскалывалась от боли. В ушах раздался несущийся откуда-то издали поминальный звон. Журавлев понимал: еще мгновение – и отравленное ядовитыми газами сознание выключится. Тело еще будет жить, но уже не будет принадлежать ему. Потому что он потеряет над ним контроль. Не будет чувствовать, как огонь сначала робко лизнет его одежду. А потом, когда убедится в безнаказанности, накинется на него с жадностью оголодавшей гиены. Его тело будет дымиться и корчиться в безжалостном огне, но он уже этого не узнает. Спастись не удастся. Надеяться на помощь бессмысленно. Старый дом сгорит быстрее, чем до него доберутся пожарные. Все кончено! Журавлев закрыл глаза.

И тут пол под ним хрустнул, а потом с треском провалился. Вместе с обломками досок и перекрытий Журавлев полетел вниз. Он упал на что-то жесткое, но не почувствовал боли. Сломанные кости, рваные раны, ушибы и кровоподтеки – все это не такая уж большая плата за право дышать!

Получив передышку, он жадно, полной грудью глотал спасительный воздух. Он видел однажды человека, которого спасли из горящего дома. Человек был розовенький, словно только что из бани. Он тяжело и глубоко дышал, но при этом ему явно не хватало кислорода. Спасти такого человека может только кислород.

Все это Журавлев понимал. Как понимал и то, что не успел схватить смертельно опасную норму угарного газа. В голове