В стране ваи-ваи - Николас Гэппи

пролетали птицы, а с берегов доносились крики животных, подстрелить ничего не удалось.

Пока несколько человек рубили очередное дерево, преградившее нам путь, остальные, не выходя из лодки, плотно закусили (чай, ямс, рис и лепешки). Над берегом и водой дрожало марево; вертикальные лучи солнца словно обволокли все вокруг ослепительно белой пленкой. Я нервничал, меня одолевало нетерпение.

Я велел Тэннеру пустить мотор в надежде развить скорость от одного препятствия до другого. Как только Тэннер, включив сцепление, опустил винт в воду, послышался частый и резкий стук. Пераи! Хищницы целыми стаями пошли в атаку на винт. Видны были блики света на их боках. Хорошо еще, что пераи предпочитают тихую воду! Если бы они водились у порогов, где нам часами приходилось работать в воде, наше путешествие вряд ли оказалось бы возможным.

А через минуту мы снова задели камень. Нет, с мотором ничего не выйдет… Нужно набраться терпения, не то можно так повредить мотор, что уже не починишь. И мы продолжали путь по-прежнему, где на веслах, где просто по течению, то и дело сталкиваясь с подводными препятствиями.

Под вечер индейцы стали все чаще намекать, что пора бы остановиться и разбить лагерь. Но я стремился, учитывая скромность наших запасов продовольствия, пройти возможно больше. Мои помощники были очень недовольны, когда я велел разрубить очередной ствол на нашем пути и двигаться дальше.

Но вот местность чудесно преобразилась. Потянулась гладкая равнина, река петляла среди илистых берегов, поросших бамбуком и густым мелколесьем, над которым высились круглые кроны жакаранд — лишенные листьев, зато покрытые шапкой лиловых цветков.

Кое-где к реке спускались низкие холмы, затем снова плотной темной стеной подступал лес. Часто над водой вздымались могучие утесы. Формой они напоминали то яйцо, то священный столб, череп, зуб, шар, то спину слона, кита или бронтозавра — и все это исполинских размеров. Текущая вода одни камни расписала полосами и пятнами, другие разрушила, превратив в огромные блины и плиты. Пожалуй, из всего, что видишь в глубинных районах Гвианы, сильнее всего запоминаются именно эти природные мегалитические изваяния — остатки древних лавовых интрузий[57], которые оказались на поверхности после того, как вода смыла покрывавшую их мягкую почву. Словно обнажались кости нашей планеты, как обнажается скелет, когда разложится тело.

После девятичасового перехода мы причалили в песчаном заливчике, окаймленном острыми черными камнями. Здесь было очень прохладно: из-за быстрого течения влажный воздух все время был в движении.

Я подвел итоги: пять с половиной часов заняла упорная борьба с порогами, два с половиной часа мы гребли или шли по течению, полчаса потратили на еду и еще полчаса заняли попытки пустить мотор. По моим расчетам, мы прошли двадцать два километра по реке или около пятнадцати по прямой. Вообще-то гамак не очень удобное ложе: то и дело ворочаешься, просыпаешься. Я дрожал от холода и думал о том, что за все мое пребывание в Гвиане на мою долю выпало очень мало спокойных ночей (вообще в этой стране только жители приморья знают непрерывный восьмичасовой сон, который мы считаем необходимым). И тем не менее, привыкнув к индейским гамакам, я убедился, что высыпаюсь в них гораздо лучше, чем в постели. Их вяжут очень широкими, спят в них наискось, тело опирается равномерно всеми точками, ноги — чуть выше головы, и вся поза обеспечивает полный покой.

В течение ночи то один, то другой из нас подбрасывал дров в костер, и мы согревались кружкой какао. Здесь, на открытом каменистом берегу, ночь была гораздо холоднее, чем в лесу, и суточная амплитуда достигала даже в сравнительно высоких местах семнадцати градусов. В 5.30 утра было всего 17°.

Следующий этап пути оказался не таким тяжелым. Почти все время работал мотор, хотя несколько раз все-таки пришлось вылезать из лодки. Вместе с рекой мы двигались по красивой и разнообразной местности, и на следующее утро оказались возле узкого устья Таруини — первого четкого ориентира на нашем пути.

До сих пор мы шли на восток, пожалуй, даже, на северо-восток; лишь после Таруини русло стало поворачивать к югу. Я внимательно рассматривал карты: в их неточности была своя, особая прелесть. Одна показывала две Мапуэры, текущие рядом; притоки первой носили ваписианские названия, притоки второй — названия, данные ваи-ваи. Впрочем, ни та, ни другая «Мапуэра», насколько я мог убедиться, не давала хотя бы приблизительно верного представления об истинном положении реки. Даже карта, составленная Пограничной комиссией и отмечающая только линию границы да главные реки, была точна лишь в пределах нескольких километров.

Снова сильный уклон: на протяжении примерно трехсот метров река текла в прямой узкой лощине с перепадом около шести метров. Бурное течение, особенно в верхней части, было загромождено камнями, но Джордж сообщил, что видит свободный проход в самом центре. Он направил лодку туда; быстрина подхватила ее и понесла.

В этот самый миг заглох мотор, и все усилия Тэннера ни к чему не привели. Мы налегли на весла, однако не могли противостоять силе течения. Лодка билась о камни, ее заливало водой. Я подавал команды Джорджу, который правил на носу широким веслом. В прозрачной воде хорошо были видны острые камни. Некоторые пропарывали поверхность реки и торчали над водой, другие притаились темной массой на глубине тридцати-сорока сантиметров, а между камнями и над ними несся поток, увлекая за собой нашу лодку.

Теперь уже все кругом бурлило и кипело. Длинный сук заставил нас пригнуться; вдруг с него прямо на меня прыгнул тарантул величиной с блюдце. Побарахтавшись у меня на голове и на груди, паук свалился на брезент, где его прикончил Сирил. Странно было видеть, как над вспененной водой к нам, точно к обетованному острову, слетаются насекомые.

Но вот пороги позади. Лодка зачерпнула немного воды, но в общем все обошлось благополучно. Снова вдоль берегов выстроился лес, а на каждом повороте мелькали белые утесы — словно плавучие дворцы и замки на тихой темной реке.

— Тутумо — гашин? (На Тутумо есть пороги?) — спросил я сидевшего рядом со мной Фоимо.

Он поднял один палец, хитро прищурился, усмехнулся и что-то произнес, потом добродушно улыбнулся. Славный наш старина Фоимо с большим животом и тонкими ногами…

Братья

Лодка опять пошла быстрее, я встал и увидел водоскат, судя по всему — опасный: лощина впереди была такая глубокая, что наполовину скрывала растущие в ней деревья.

Почти одновременно я заметил на утесе справа группу краснокожих людей. Шутник Уильям и несколько незнакомых индейцев махали