Ричард Длинные Руки - майордом - Гай Юлий Орловский

Старший произнес осторожно:

– Смотря что ты ищешь…

Я сказал по-гусарски:

– Да усе!

– Мелочей нет…

Второй эльф добавил:

– Либо утонули слишком глубоко в грязь, дно очень илистое, либо… у кого-то дома.

– Да, – подтвердил старший. – Мелких нет.

– А крупное? – спросил я.

Он снова помедлил, мне показалось, что все трое переговариваются неслышно, покосился на вампиршу, она стоит в шаге от меня и чуть впереди, это чтоб я не отвлекался: мол, пока болтаю, подкрадется сзади и вонзит зубешки в мою сонную артерию.

– Крупное погребено под толстым слоем ила, – ответил наконец старший. – Очень толстым.

– А что там?

– Никто не знает.

– А какое оно?

– Тоже никто не знает, – ответил он. – Когда его еще можно было видеть, наши предки думали о том, как выжить. За это время это большое погрузилось в ил целиком. И с каждым поколением уходит все глубже. Так что его не достать никому.

Я кивнул, но подумал, что если очень нужно, достать можно все: нагнать толпы народа, изменить русло реки, начать раскопки… но для этого нужно знать, что там не ярмарочный балаган или крытый бассейн.

– Я был счастлив переговорить с вами, – сказал я церемонно. – Вы – Хранители Древней Мудрости, Сберегатели Истинных Путей, только у вас связь с Высшим разумом, тайнами Шакья Муньи и Шамбалы, вы знаете тайны снежного человека и Тибета… потому я склоняюсь перед вашей восточной мудростью и всегда… ага, ну, всегда!.. Вот так. Для первого дипломатического контакта, думаю, мы узнали друг о друге достаточно, то есть ничего не узнали, что вполне правильно и корректно. На сем откланиваюсь и надеюсь на плодотворное сотрудничество.

Они тоже поклонились и попятились в воду. Боудика сказала восторженным шепотом:

– Как ты владеешь древним искусством переговоров!

– Ага, – согласился я.

– Думаю, они тоже ошеломлены…

– Еще бы, – сказал я гордо, – это же надо уметь, наговорить кучу вежливых слов и ничего не сказать. Дипломат – это человек, который дважды подумает, прежде чем ничего не скажет.

Я свистнул, коротко простучали копыта, перед нами возник огромный черный конь. Она распахнула широко глаза.

– Я и не знала, что они могут так быстро…

– Не все о них знаешь, – сказал я с удовлетворением. – Это хорошо, не люблю умных женщин… Но я не против много знающих!

Она следила, как я обнимаю шею Зайчика, он дышит мне в затылок и прядает ушами, когда я вставил ногу в стремя, она спросила:

– Знающих, но не умных? Это как?

– Ты должна знать о старых эпохах, – сказал я и протянул ей руку. – Меня они интересуют очень даже… и почему-то.

Она подошла с видимой неохотой, но едва коснулась моей руки, черное элегантное платье укрыло ее фигуру целиком, оставив открытыми только обнаженные плечи и руки. Я поднял ее к себе, на этот раз она села сзади, прижалась ко мне всем телом уже без страха, что отшвырну, и я чувствовал, что ей наконец-то спокойно. Нашелся некто, кому можно бездумно вверить свою судьбу и не просчитывать каждый шаг, чтобы не свалиться в пропасть.

– Господин, – сказала она умоляюще, – позволь, я пересяду вперед? А то вдруг подумаешь что…

– Не подумаю, – заверил я. – Я тебе доверяю.

Она прошептала над ухом:

– Все равно тебе будет так спокойнее.

Я пересадил ее вперед, она прижалась всем телом, я погладил ее по спине, похлопал, еще раз погладил, чувствуя ее страх и растерянность, но надо двигаться обратно, начал отстранять от себя, однако она прижималась со всей силы, дрожала, я снова утешал, она начала что-то шептать мне на ухо, я слышал слезы в ее голосе…

…острая боль в шее резанула, словно бритвой. Я охнул, начал вырываться из ее объятий, однако она сдавила с такой силой, что затрещали кости.

– Ах ты ж… сволочь… – вырвалось у меня с хрипами. Грудная клетка трещала, на губах появился привкус крови. – Гадина…

Она рычала и рвала острыми клыками мне шею. Я напрягся изо всех сил, пытаясь разомкнуть ее объятия. В голове ощутилась легкость, как у Хлестакова, донесся далекий звон, что значит теряю много крови. Пальцы протиснулись между нашими телами к поясу, я в полуобмороке сжал рукоять болтера…

Ее тело затряслось, стальные болты один за другим прошивали ее тело. Другой рукой я разомкнул ее пальцы у себя на шее и, отодвинувшись, торопливо выхватил меч.

– Любимый, – прошептала она, – ты так хорош…

– Ты тоже, – прохрипел я.

С окровавленным ртом она все равно прекрасна, даже клыки не портят, я всадил меч ей в живот по самую рукоять. Она вскрикнула, я с отвращением сбросил ее на землю, а когда она ударилась с силой, спрыгнул и остановился над ней, держа меч наготове.

Она все еще не сводила с меня неверящего взгляда.

– Ты… ты сумел…

– Я хорош? – спросил я сиплым голосом. Пальцы мои нащупали безобразный шрам на шее, что рассосался, пока я его ощупывал. – Не ожидала?

– Нет…

– Я тоже, – признался я.

Из глубокой раны кровь струилась все еще темная, хотя восток неба весь стал светлым, лицо вампирши, ее тело и руки медленно истончались.

Она прошептала слабо:

– Не смотри на меня…

– Тебе нужна будет… гм… защита. От животных.

Губы чуть дрогнули в печальной улыбке.

– Нет. Я жила так долго, что хоронить не придется. Даже костей для них не останется… Прости, это сильнее меня…

Она замолчала, а я потрясенно наблюдал, как тело истончалось и истончалось. Сперва испарилась вся плоть, потом рассыпались кости, а белый порошок впитался в землю. Легкий ветерок подхватил тонкую ткань платья и унес.

Я тяжелыми шагами подошел к Зайчику. Он сочувствующе положил голову мне на плечо и посопел над ухом.

Свежий и еще прохладный воздух, запахи олив, но едва над краем земли показался сверкающий краешек солнца, я ощутил, как жгучие лучи ударили в спину и воспламенили спинной мозг.

В город я въезжал, не замечая ни зданий, ни земли, ни мира, в котором есмь, потому что злое отчаяние, как сильнейшая кислота, разъедает душу.

Как же мне, идиоту, жаждалось женского присутствия, ласковых слов, любящего взгляда!.. Не обращал внимания на явные знаки опасности, на абсолютную бесперспективность с вампиршей… даже на то, что она, по сути, уже не человек. Ох, Лоралея, что ты со всеми нами сделала!

А ведь Рикардо, Кристоферу, Арлингу и даже Ришару намного тяжелее, чем мне. Они искреннее и эмоциональнее, я еще могу как-то прикрываться цинизмом, это такой щит, что ого-го, хотя и он иногда ломается под напором настоящести, а для них это травма на всю жизнь…