Саперы - Артем Владимирович Драбкин

Зимой 1944 года мост было трудно сохранить. Когда начался ледоход, пришлось толом взрывать льдины. Напутали много, стекла выбивало в окрестных домах. Но делать надо было, огромные глыбы льда летели вверх. В ночь на 28 марта разразилась страшная буря, поднялась низовка, раскидала понтоны и дамбы. Многое смыло, но не все, основная часть осталась. Потребовалось немного времени, чтобы все восстановить. По ночам решили скрыто переправлять танки. Только первый стали переправлять, он стал переходить с песчаной насыпи на понтоны, те от тяжести осели, и танк застрял. Надо было его вытащить назад, ведь вперед не свалишь никак. Гладко не всегда делается. Но ничего, все получилось. Переправу постоянно бомбили, но чтобы у меня в батальоне были большие жертвы, нельзя сказать, хотя потери мы несли. Спасло то, что немцы отличались пунктуальностью, бомбили строго по часам. Это нас спасало, мы учитывали график бомбежек, все успевали сделать до и после. Шаблонная тактика все-таки мешала врагу.

После Крымской операции меня назначили командиром 107-го отдельного моторизированного понтонно-мостового батальона. Моим общим заместителем стал грузин Левон Давыдович Гоглидзе, а заместителем по технической части армянин Вазген Шанович Джамагорцян, которого я уважительно называл «кацо». А вот заместителем по политчасти стал Иван Васильевич Панчук, с которым мы долгое время воевали бок о бок. Познакомились с ним еще тогда, когда меня назначили заместителем командира понтонной роты, а он был тогда общим заместителем командира нашей роты. Будучи на восемнадцать лет старше меня, его сильно задевало, что я с ним спорю по многим вопросам. Но он был из политработников, а меня учили в военно-инженерном училище. Так что мы с ним все время спорили, до ругани не доходило, но как-то это все вносило напряжение во взаимоотношения. Помог сдружиться случай. Я решил подшутить над Иваном Васильевичем, и когда мы заняли после немцев один блиндаж, я рассказал ему, что у врага появились новые мины, которые реагируют и взрываются при пересечении полоски света. Причем когда ты заходишь в блиндаж, то все нормально, взрыватель срабатывает при выходе. И драматическим шепотом говорю: «По-моему, такая мина установлена у входа в наш блиндаж». А там действительно была полоска света. Теперь важно, кто выйдет первым, и он уперся, чтобы я выходил. Препирались какое-то время, и я сказал, что раз он такой трусливый, то я первым пойду. И вышел. Он ринулся за мной. Потом долго смеялись над этим случаем и как-то сблизились. Дружили после войны крепчайшим образом. Он был человеком оригинальным, всегда со своим мнением.

Мы переправились в молдавский город Рыбница. Выполняли задачи на Днестре. Трудностей больших не было, тем более что вскоре Румыния перешла на сторону союзников. Переправы обеспечивали достаточно удачно. А дальше произошла интереснейшая история. Нам была поставлена задача повернуть через Карпаты на Бухарест, а я со взводом разведки и зенитно-пулеметным взводом самостоятельно отступил от маршрута движения и ринулся в Джурджу, на Дунай. А по пути следования располагался болгарский город Рущук на противоположном берегу реки. Когда мы туда добрались, я и два взвода, там плавало восемнадцать пароходов и сотни барж. Все разных стран. Мы стали сигналами приказывать судам пришвартоваться к берегу. Одна из самоходных барж, румынская «Быстрица», решила послушаться и подплыла к пристани. Ею руководил молодой и энергичный капитан, который спрыгнул на землю и стал интересоваться, кто я такой. Отвечаю: «Вы знаете что, это мы должны спросить вас, кто вы такие?» И засмеялся. Ко мне подошли солдаты, я приказал ему взять нас на борт и переправить на тот берег. Решил с зенитно-пулеметным взводом это сделать. Переправились, никаких выстрелов, ничего нет, суда спокойно плавают на воде. Со мной в качестве переводчика был сержант-еврей, которого я называл «вундеркинд» за то, что он свободно разговаривал на нескольких языках. Сошел на берег, он переводил мне плакаты, которые были установлены на рокадных дорогах, идущих от берега. Там было написано: «Да здравствует Советский Союз! Да здравствует Красная армия!» И я увидел, что по всем дорогам стоят такие надписи. А рядом с побережьем лежат металлические понтоны: это крупповский понтонный парк, целое сооружение для двух полос, которое выдерживает 100 тонн веса. Я сразу же обратно переправился, выдал машину разведчику Пузенкину и приказал срочно ехать к Александру Давыдовичу Цирлину, бывшему моему начальнику училища, а ныне начальнику инженерных войск 2-го Украинского фронта. Одновременно звоню по телефону комбригу генерал-майору Сергею Сергеевичу Тюлеву. Докладываю ему, что надо принимать решение о реквизиции крупповского понтонного парка. Тот отвечает, что он не имеет права принимать подобное решение, нужно разрешение болгарского правительства. Возвратился на тот берег, набрал кого-то через местную власть, разговаривал с большим начальником, представился, а он перенаправил меня на председателя болгарского правительства. Мне надо было записать, с кем я говорил в итоге, но не стояла такая задача. Председатель правительства дал команду своему полковнику, чтобы он нам все передал. И этот крупповский парк оказался в ведении бригады. В итоге мы организовали по всему Дунаю прекрасную переправу для войск на этих понтонах Круппа и на баржах, и длительное время ее обслуживали. К тому времени прибыл лично Цирлин, который приказал мне: «Мы будем переправлять три стрелковых корпуса». Я удивился, зачем такие большие войска, ведь там нет никакого противника. Тогда Александр Давыдович объяснил, что это сейчас там никого нет, но если не появимся мы, то переправятся союзники и возьмут под контроль Балканы. Так что мы переправили туда три корпуса. Мне за эту операцию вручили орден Суворова III-й степени.

Потом стали наступать по Венгрии. Тяжелые были бои, но благодаря трофейному понтонному парку мы в рекордно короткий срок переправили через Дунай войска 2-го гвардейского Николаевского Краснознаменного механизированного корпуса. Он соревновался с 4-м гвардейским механизированным Сталинградским Краснознаменным, орденов Суворова и Кутузова корпусом, которым командовал генерал-лейтенант танковых войск Владимир Иванович Жданов, кто первым прорвется к Будапешту. Первым по графику шел 2-й корпус, мы его благополучно переправили, но тут наш мост снесло. И комкор-4 Жданов тогда сильно забеспокоился, вызвал меня по телефону, сказал: «Ну придумайте, что же сделать, я вам все, что угодно организую, только сделайте так, чтобы наши танки срочно переправили». У них уже несколько танков на том берегу, и я договорился, что мы к танкам перебросим трос, подтянем понтоны, и будете быстро переправляться. Все так сделали и спокойно восстановили понтонный мост. На следующий день после переправы комкор Жданов возвращается в расположение батальона, я не ожидал от него такого: он привез мешок швейцарских