Баблия. Книга о бабле и Боге - Александр Староверов

Михай жестом пригласил всех зайти к нему. Зашли, расселись. Молчали около минуты. Юрист смотрел на хозяина кабинета взглядом побитой собаки. Преданно и обиженно одновременно.

– Так надо было, – ответил на молчаливый укор Михай. – Ничего личного. Надо так.

Юрист робко улыбнулся. Алику показалось, что сейчас Михай почешет юриста за ухом и тот благодарно оближет ему пальцы влажным и шершавым языком. От представленной картины его замутило.

«Господи боже мой! – подумал он. – В каком говне я барахтаюсь. И еще радуюсь чему-то. Сам козни плету, и все это ради денег? Пару лет пройдет максимум, и стану таким же, как они. Простым парнем со здоровыми инстинктами и полным отсутствием достоинства. И жить останется только ради денег. Даже если будут деньги, все равно ради них. Потому что другие смыслы исчезнут».

Тошнота не отступала. Сильно закружилась голова. Мир вокруг слился в желто-красные линии. Под ногами открылась черная воронка. И Алика засосало в нее.

«Опять», – успел обреченно подумать он и оказался в Либеркиберии.

Зеленое море вышло из берегов. Не вышло, а выпрыгнуло. Алик стоял на набережной, спиной к стеклянным стенам небоскребов. Перед ним была тоже стена. Сначала почудилось, что стеклянная, как сзади. Потом понял – вода. Стена шевелилась, дышала, но казалась удивительно прочной… Задрожал асфальт и лопнул. Город начал медленно сползать в трещину. В глубине провала выло и металось оранжевое пламя. Низко и траурно загудев, водяная стена двинулась к ползущим небоскребам. Они встретились там, где стоял Алик. Как будто он был границей. Ад начался…

Сначала подбросило высоко в небо. Только вместо неба оторванный кусок зеркальной башни. Кто на кого падал, понять было невозможно. Верх и низ перестали существовать. Алик увидел себя в зеркальной стене. Он летел, широко раскинув ноги, быстро вращаясь вокруг своей оси. А за ним неслось закипевшее море. Пытался найти небо. Не находил. Чудовищные массы воды позади, и впереди они же. На секунду все замерло: воды, небесные и земные, и человек, похожий на морскую звезду между ними. А потом зеркальная стена небоскреба лопнула и, звеня, рассыпалась на тысячи осколков. Зато стало видно небо. Небо в алмазах. Алик завис на миг и начал падать во вставшее на дыбы море. Небо в алмазах неслось туда же, пытаясь его обогнать. Когда алмазы небесные оказались в метре от его глаз, он понял, что природные катаклизмы только издалека кажутся величественными, как фуга Баха. Вблизи страшно очень. И не алмазы это вовсе, а просто куски стекла. И перережут они ему горло через секунду. И вопьются острыми и неровными краями в ноздри и губы…

Спасло море. Белый пенный протуберанец оторвался от бунтующей воды, нежно обвил шею и потащил в глубину. Низ и верх опять перемешались. Белые пузыри. Мутный зеленый свет, а иногда красный от огня в трещине. Деревья, вырванные с корнем. Автомобили, угадывающиеся в них мужчины и женщины, куски домов. Призрачные, почти невидимые в воде, осколки стекла. И люди, некоторые целые и, может быть, живые даже. А за другими – тоненькие зигзагообразные красные ниточки. Как куклы. Мертвые как куклы. Он увидел рядом женщину, вцепившуюся в коляску. Внутри грудной ребенок. Женщина пыталась застегнуть прозрачный чехол от дождя, чтобы вода не попала. А вода попала. Потому что кругом вода. Но она старалась. Над коляской мелькнул призрачный стеклянный осколок и разрубил ее пополам. Женщина стала соединять половинки. А потом увидела две невесомые красные ниточки, возникшие на месте разрыва. Ниточки расплывались и опутывали женщину со всех сторон. Она поняла, отпустила половинки коляски и беззвучно закричала. Захлебнулась сразу. Но прежде чем умереть, посмотрела лицом на Алика. Он раньше думал, что человек не может смотреть лицом. Но она посмотрела именно лицом. Ни глаз, ни носа, ни рта. Только ужас один. Ужас один. Ужас. Ужас. И упрек.

Словно разбудили его. Вспомнил Алик, кто он такой. Зачем он здесь. Понял, что происходит. И из-за кого происходит, тоже понял. В голове замелькали образы. Как будто кино показывали. С титрами внизу экрана.

Банкир. Сидит в кафе, пьет кофе из огромной кружки. Хороший дорогой костюм. На полу стоит солидный портфель из тонкой телячьей кожи. Напротив сидит он, Алик. В джинсах и твидовом пиджаке. Ворот рубашки расстегнут на две пуговицы. Вальяжный, без галстука. Сука… Банкир не в своей тарелке. Зависит он сейчас от этой твари зажравшейся. Объясняет чего-то вальяжному Алику. А тот рожу кривит, издевается. Слова обидные говорит. Гад. Не работал никогда. Только деньги пилить умеет. И все у него в жизни хорошо. Не рискует ничем, а бабло имеет нехилое. Миллионов десять минимум имеет только с его, банкира, трудностей. Банкир размахивает руками, краснеет, что-то пытается доказать. Алик в ответ снисходительно и высокомерно улыбается. Говорит тихо и недобро. Сука, руки выкручивает, опускает. Еще денег себе отжал. Поимел его, банкира, скотина, во все щели. Тварь, пожалеет еще. Нельзя с ним так по-хамски. Банкир выдавливает из себя улыбку, смеется даже весело. А внутри… Распирает. Унизили, растоптали, сделали. Его, гордого парня, который всю жизнь сам пробивался. С самого низа. Своим трудом, своими мозгами. Сколько ночей бессонных, сколько страха! Сколько жоп пришлось вылизать по дороге. И вот сейчас, казалось бы, все позади. И опять… Внизу экрана медленно проявляются сначала бледно-розовые, а потом кроваво-красные титры. Они растут, увеличиваются, пока не заполняют собой весь экран.

БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ. СУКА. БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ НАВЕЧНО.

Неожиданно кино из плоского превращается в объемное. Круче, чем в любом 3D. Буквы отрываются от экрана. Летят на Алика, но по пути теряют структуру, разматываются, становятся тонкими красными зигзагообразными нитями. Нити пролетают мимо. Покидают кинозал, земную атмосферу, Солнечную систему, бесконечно долго пробиваются через холодную черноту и падают в зеленое спокойное море. Здесь, в Либеркиберии. Море остается спокойным. Только темнеет чуть-чуть. Совсем немного. Незаметно для глаз. Алик видит следующую картину.

Офисный кабинет. Он сидит за столом, перед ним Наташа. Они разговаривают. Она его хочет, а он нет. Хорошим решил стать, правильным. Учит ее корректно, как ему кажется. Она не слышит, не понимает, не хочет понять. Тогда бьет по щеке, не сильно, но обидно, чтобы отвалила. Ее никто не бил раньше, а этот так спокойно, так уверенно… Она в шоке, дух захватывает. Ком в горле. И раньше любила, а сейчас точно поняла – это он, он. Нашла его наконец-то. И всю жизнь она будет его. Говорит какую-то чушь, ширинку ему расстегивает, угодить хочет и всю жизнь угождать. Возбуждается сильно. А он отстраняется, обнимает ее, гладит по голове. Жалеет. Говорит такие слова. Такую правду, какую не то что другим, и себе не говорила. Понимает он ее и жалеет. Ей плакать хочется. И плачет. От счастья. Потому что вот он. Ее половинка, ее бог, ее хозяин. Нет таких больше, не делают. А она сумела. Нашла. Хочется отблагодарить его. Показать, как любит. Умереть даже за него хочется. Наташа обнимает его. Целует, согревает своим дыханием. И он ее целует, начинает раздевать. Сейчас, сейчас все произойдет. Не так, как в прошлый раз, а по любви. Действительно, по любви. По любви. По любви. Она не может молчать. Нельзя молчать в такую секунду. Самую счастливую в жизни. Сказать надо, выразить, как счастлива, как любит, безмерно, неохватно. Язык не слушается. Слова получаются дурацкими, но хоть что-то.