Змей Уроборос - Эрик Рюкер Эддисон

– Только тот из смертных, кто снова оседлает гиппогрифа, сможет одолеть Зору Рах. И только муж с сильными руками может освободить из рабства того, о ком речь.

– О царица, – сказал Джасс. – Мне кое-что известно о чарах и божественной философии, но я низко кланяюсь тебе, обладающей знанием, которое здесь переходит из поколения в поколение и позволяет общаться с мертвыми. Как найти такого скакуна? Их мало, они летают высоко над миром, и родятся только раз в три тысячи лет.

На что она ответила:

– У меня есть яйцо. Во всех других странах оно давно стало бы мертвым и сухим, но не в земле Зимьямвии, священной для высокородных усопших. Вот как родится такой скакун. Если ты действительно превосходишь всех смертных мощью тела и храбростью души, то поспи в этой земле с яйцом на груди, огонь твоего желания согреет яйцо, и вылупится гиппогриф. Сначала его крылья будут слабы, как у бабочки, вышедшей из кокона. Потом один лишь ты сможешь оседлать его, и если окажешься достаточно сильным мужем, чтобы подчинить его своей воле, он отнесет тебя в самые отдаленные края, по желанию твоего сердца. Но если ты недостаточно велик и могуч, берегись этого скакуна и садись только на земных коней. Если в твоей душе тщета, если ты дрогнешь, если цель твоя – холодный расчет, если ты забудешься и возжелаешь больше славы, чем заслуживаешь, то он сбросит тебя, и ты разобьешься.

– У тебя оно есть, о царица? – вскричал лорд Джасс.

– Милорд, я нашла его больше ста лет назад, – ответила она, – когда бродила по скалам над этим зачарованным озером Равари. Я его спрятала, потому что боги объяснили мне, что я нашла, и предсказали, что некто с земли придет, в конце концов, к Коштре Белорне. Я в глубине души подумала, что у того, кто придет, должно быть неисполненное желание, и он должен быть могуч, чтобы суметь оседлать такого скакуна.

* * *

Они до вечера оставались на одном месте на берегу зачарованного озера, но говорили мало. Потом встали и пошли вместе с ней в павильон, построенный в роще цветущих деревьев. Прежде, чем настало время спать, она принесла им яйцо гиппогрифа, большое, размером почти с землянина, но легкое, шероховатое, и золотого цвета. И она спросила:

– Кому из вас, милорды?

Джасс ответил:

– Ему, если главное – мощь и храбрость. Или мне, потому что именно моего брата надо освободить из зловещего плена.

Царица дала яйцо лорду Джассу. Он обнял его руками, сказал ей «доброй ночи», и добавил:

– Сегодня мне не понадобится снотворное.

Ночь дышала амброзией. Крепкий и спокойный сон, ласковее всех снов на земле, смежил им глаза в павильоне у зачарованного озера.

Но Миварш не спал. Озеро Равари его мало радовало, ему была безразлична его красота, но он думал о неких непристойных телах, которые всю вторую половину дня грелись в золотых солнечных лучах на берегу. Он спросил о них одну из ласточек царицы, но птичка посмеялась над ним и сказала, что это крокодилы, стражи озера, ручные и не опасные для благословенных, которые приходят сюда купаться.

– Но если в озеро полезет такой, как ты, они тебя одним глотком проглотят.

Это его очень огорчило. Душа его не находила покоя с того дня, как он покинул Бесовию, он всем сердцем желал вернуться домой, хотя его дом был ограблен и сожжен, а родичи скорее всего встретят его как врага. Еще он думал, что если Джасс и Брандок Дах улетят на гиппогрифе на ту холодную вершину, где страдают в плену души великих, он останется один и никогда не доберется в страну живых через холодные горы, мимо мантикор и крокодила, который живет возле Бхавинана.

Он пролежал без сна час или два, тихо всхлипывая, пока ровно в полночь в его мозгу не встали во всей огненной ясности слова царицы о том, что великий огонь желания согреет яйцо, и оно проклюнется, а тот, кто высидит его, оседлает скакуна, и гиппогриф понесет его в мечту души. Миварш встал, его руки стали влажными от страха и страсти. Ему казалось, что его желание сильнее стремлений остальных спящих. И он сказал сам себе:

– Я подойду, возьму яйцо у этого заморского дьявола и сам обниму его. Моей вины перед ним не будет, ибо разве она не сказала, что яйцо может оказаться гибельным? Ведь каждый гребет жар под свой пирог.

Миварш, крадучись, подошел к Джассу. Тот крепко спал, положив могучие руки на яйцо. Луч луны через окно осветил лицо Джасса, уподобив его лицу бога. Миварш наклонился и осторожно высвободил яйцо из его рук, беспрерывно бормоча молитвы. Крепкий сон Джасса унес его душу далеко от земли, от благословенного озера, в печальные высоты, где на замерзшей вершине Зоры одиноко и терпеливо ждал Голдри. Миварш взял яйцо и отнес его в свою постель. Яйцо было почти горячим и трещало в его объятиях, как будто его толкали изнутри.

Миварш заснул, крепко обнимая яйцо, как самое дорогое существо. Перед рассветом оно раскололось. Миварш проснулся и увидел перед собой шею странного скакуна. Вслед за шеей в бледном свете утра появилась голова с глазами, как изменчивые звезды. Гиппогриф раздул ноздри и расправил крылья. Его перья, как хвост павлина, белые с красными глазками, на ощупь были твердыми, как стальные лезвия. Гиппогриф выпрямлялся, бес оказался у него на спине и, дрожа, цеплялся за гриву обеими руками. Он хотел было слезть, но гиппогриф заржал, встал на дыбы, Миварш испугался, что сейчас упадет, и крепче прижался к нему. Гиппогриф бил серебряными копытами, хлопал крыльями, греб передними лапами, как львица, рвал траву когтями. Надежды Миварша сменились страхом, он громко завопил. Крылатый конь взмыл в воздух и полетел.

Проснувшись от шума крыльев и вопля, демоны выбежали из павильона и увидели, как новорожденное чудо улетает на темный запад, то ныряя и взмывая вверх, то бросаясь в стороны, как бекас. Через несколько мгновений с его спины свалился всадник, и вода в озере всплеснулась от упавшего тела.

Крылатый конь исчез в высоте. По дремлющей воде разошлись круги, рябь исказила темное отражение Зоры Раха.

– Бедняга Миварш! – воскликнул лорд Брандок Дах. – А я его водил за собой столько долгих лиг!

Он сбросил плащ, взял в зубы кинжал и поплыл, широко взмахивая руками, к тому месту, куда упал Миварш. Но никого не нашел, только увидел поблизости на берегу большого крокодила с раздувшимся брюхом и виноватым взглядом. Крокодил не стал ждать, а поковылял в воду и нырнул. Брандок Дах поплыл назад.

Лорд Джасс стоял, будто громом пораженный. В отчаянии он повернулся к царице, которая как раз вышла в сад, завернувшись в плащ из лебединого пуха, и высоко подняв голову, сказал:

– О царица Софонисба, вот он, тайный цвет надежды и падение на дно наших дней! Мы не успели почувствовать свежесть утра.

– Милорд, – сказала она, – лишь мошки оживают с солнцем и умирают в росе. Если ты в самом деле велик, не ломай руки в отчаянии. Пусть печальная кончина твоего бедного слуги послужит памятником глупости. Землю не разорить одним ливнем. Идем, вернись со мной в Коштру Белорну.

Он посмотрел на величественный пик Зоры, темный на фоне пробуждающегося востока, и сказал: