Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

В первом бою корпус столкнулся с танковыми дивизиями противника. Два дня вела кровопролитные бои танковая дивизия полковника Черняева, отражая атаки противника, который во что бы то ни стало старался перерезать шоссе Ровно — Луцк. 26 июня корпус нанес удар в направлении Дубно, дивизия Черняева глубоко вклинилась в боевые порядки противника. Но уже на следующий день немцы прорвали оборону соседнего 36-го корпуса. В этой ситуации Рокоссовскому ничего не оставалось, как подумать об эффективной обороне.

Ожесточенные бои продолжались до 29 июня. После форсированных маршей и десятидневного боя в корпусе осталось всего лишь несколько танков. Несмотря на это, корпус не потерял боеспособности — выручали стрелки и артиллеристы.

Жара не спадала ни на минуту. Полевые дороги были окутаны клубами горячей въедливой пыли. Некоторые физически слабые солдаты падали в обморок — нечем было дышать.

30 июня Рокоссовский подъехал к переправе через реку Горынь, где наводила мосты 13-я мехдивизия полковника Калинина.

Вскоре по проложенной через болота дороге части корпуса отбиваясь, отходили на новый оборонительный рубеж. Они должны были организовать оборону вдоль реки Случь и перекрыть дорогу на Житомир.

За мужество в боях под Луцком и Новгород-Волынском многие командиры и солдаты были удостоены высоких наград. Генерал Рокоссовский был награжден четвертым орденом Красного Знамени.

2

В лесу, за рекой Горынью, на КП корпуса было тихо. Только где-то в отдалении был слышен грохот орудий и нудный гул самолетов.

Рокоссовский после короткого сна на рассвете вышел из палатки. Обитатели леса, будто и не было никакой войны, жили установленной природой жизнью: пели птицы, стрекотали кузнечики, где-то рядом раздавался звонкий голос кукушки. Он отошел подальше от часовых и присел на валежину.

На душе у него было муторно и тоскливо. Ему не давали покоя глаза стариков, женщин и детей, которые нескончаемым потоком тянулись по дорогам. Сколько же горечи, обиды и упреков он видел в этих исступленных от страха глазах. Ему иногда хотелось упасть перед ними на колени и просить прощения, что они, вояки, оказались такими беспомощными перед фашистскими ордами, ввергли этих невинных людей в неимоверное горе и многих обрекли на смерть. Он сам был свидетелем, как самолеты фашистов на бреющем полете уничтожали беженцев. А они, воины, с этими самолетами не могли ничего поделать. Держа на руках умирающую девочку, он тогда дал себе клятву, что будет бить фашистов, пока они не покинут нашу землю.

К нему подошел Леснов.

— Не спится?

— Да, Виктор Феодосьевич, не спится.

— Извини, Костя, ты был, к сожалению, во всем прав. Как в воду глядел.

— Поздно говорить об этом, Виктор, теперь ни к чему толочь воду в ступе. Ты лучше скажи, что будем делать с людьми в кальсонах, которых мы отловили не одну сотню?

— Говорят — окруженцы, а сбросили с себя военное обмундирование, чтобы их не расстреляли немцы.

— Глупые люди, — горько усмехнулся комкор, — у них на кальсонах штампы военных частей. Они думают, что немцы дураки.

— Надо их переодеть, и пусть воюют, — сказал Леснов, глянув на командира. — Не пойму, откуда столько дезертиров. Драпают с поля боя целые части.

— В таких частях, наверное, не проводились партсобрания и не были назначены агитаторы, — произнес Рокоссовский, поднимаясь. — Пойдем, друг мой, нас ждут серьезные дела.

3

На следующий день Рокоссовский с группой штабных работников выехал в части и соединения корпуса для оказания помощи в организации обороны.

В районе Клевани группа комкора наткнулась на «воинов», среди которых были и командиры без знаков различия и оружия. В одной из групп, насчитывающей более сотни человек, внимание Рокоссовского привлек сидящий под сосной мужчина в годах, по своему виду и манере поведения никак не похожий на солдата. С ним рядом находилась молоденькая санитарка.

— Командиры, подойти ко мне! — приказал Рокоссовский.

Никто из сидящих не повел и ухом. Повысив голос, он повторил приказ. Снова никто не пошевелился.

Комкор подошел к вальяжному мужчине.

— Встать! В каком вы звании?

— Полковник, — равнодушно, с наглым вызовом выдавил из себя мужчина. — Ну и что?

— Сейчас же расстреляю как собаку! Предатель! — Комкор выхватил пистолет. К нему подбежала вооруженная охрана.

С полковника браваду как рукой сняло. Он тут же упал на колени:

— Не убивайте меня!.. Пощадите!.. Свою вину искуплю кровью. Вот увидите!..

— Полковник! К утру собрать всех себе подобных, сформировать команду и доложить мне. Мой КП будет в двухстах метрах отсюда.

Приказ был выполнен. В команде оказалось свыше пятисот человек, которые восполнили боевые потери.

Корпус, ведя бои, окапывался и готовился к активной обороне. Но 14 июля Рокоссовский получил приказ — немедленно отбыть в Москву. Передав командование корпусом Маслову, он выехал на машине в Киев. В этот же день ночью он был в столице Украины. Когда-то шумный и веселый город встретил его зловещей тишиной и безлюдьем. Крещатик, обычно в это время заполненный толпой, смехом, шумом и песнями, был пуст и погружен в кромешную тьму. На улице не было видно ни одной живой души.

Рокоссовский остановил машину, закурил.

— Гаси огонь!.. Кому говорят, гаси огонь!.. Тебе что, жить надоело? Так твою!.. — из темноты показалась молодая женщина.

— Такая красивая, а ругаешься, как байкальский грузчик, — усмехнулся Рокоссовский. — Лучше скажи, где штаб фронта.

— Говорят, в Броварах, — более сдержанно ответила женщина, проверив у Рокоссовского документы.

Под утро он представился командующему фронтом генерал-полковнику М. П. Кирпоносу и доложил ему обстановку в 5-й армии и 9-м корпусе. Тот был растерян и слушал его вполуха. Он то и дело подбегал к окну комнаты, где сидели штабисты, и кричал:

— Куда делось ПВО?.. Самолеты противника нагло летают, и никто их не сбивает!.. Безобразие!.. Куда подевалась артиллерия?.. Что она — спит?.. Усилить активность ПВО!.. Вызвать сюда его начальника!.. — Он несколько раз подходил к телефону и отдавал кому-то приказания: — Бросить в бой обе дивизии и решительно… Контратака!.. Контратака!.. Одна за одной… Поняли меня?!

Рокоссовский не выдержал этого оригинального стиля управления войсками и, воспользовавшись тем, что командующий на него не обращает внимания, выехал без разрешения в аэропорт. Там, ожидая самолета, он более двух часов проговорил с весьма компетентным полковником Генерального штаба.

— Ну почему укрепрайоны на старой границе были заброшены и разрушены? — спросил с возмущением Рокоссовский. — Кто дал такую глупую команду? В 30-м году я сам занимался их совершенствованием. Ведь гитлеровцы прут напропалую по дорогам. Я помню, в районе Радошкович и Вязынки мы построили такую систему огня, что на шоссе Молодечно — Минск немцы поломали бы зубы. А они оказались в столице Белоруссии чуть ли не на четвертый день.