Большая игра - Борис Сапожников

Однако стоило только спине Дорчжи скрыться из виду, как главарь разбойников заговорил.

– Не надо утруждать ребят Игнатьева, – произнес он с сильным акцентом, весело усмехнувшись. – Я хорошо знаком с его повадками, больше летать мне не хочется.

– Другое дело, – усмехнулся в ответ я. – Давай так, пока не вернулся мой парень, ты быстро отвечаешь, что такого особенного в золотой пластинке, которую он носит на шее. И не надо пытаться обмануть меня. Ты слишком сильно выдал себя, когда увидал ее.

– Аллах, – рассмеялся Якуб-бек, – если ты вырвал меня из лап Игнатьева только из-за этого, то я воистину Его любимец. Если вы едете в Бухару, то не стоит там показывать эту пайцзу, за нее вашего юного друга прикончат, не задумываясь. И не из-за золота – вовсе нет. Я знаю, что значит эта пайцза, и знаю, сколько это знание будет стоить в Кашгаре или даже далеком Китае. Но тебе, урус, оно ни к чему, и я дарю его. Твой молодой друг, которого ты отправил к Игнатьеву, потомок самого Чингиза – великого хана Великой степи. Один из потомков, потому что за столько лет их накопилось достаточно, но в жилах его течет кровь Чингисхана. Вот о чем говорит эта пайцза.

Я потер подбородок. Да уж, сведения, полученные от Якуб-бека, не стоили и выеденного яйца. Кем бы ни был Дорчжи, он для меня в первую очередь рукопашный боец в команде, а все остальное совершенно неважно.

– Да уж, – кивнул я. – Ты прав, ничего интересного мне не рассказал, Якуб-бек.

– Теперь отдашь меня на растерзание Игнатьеву? – Вопреки жестокости слов разбойник широко улыбался, как будто перспектива мучительной смерти радовала его.

– Не для того я пошел на конфликт с графом, чтобы теперь отдавать так легко, – ответил я. – Вахтанг, накинь ему на голову мешок и свяжи ноги покрепче. Так он от нас никуда не денется.

Дорчжи вернулся ни с чем. Игнатьев демонстрировал показное равнодушие, сказал, что Якуб-бек ему больше не интересен и я могу делать с разбойником что захочу. На это и был мой расчет, я уязвил гордость графа, что весьма опасно, с одной стороны, но с другой – делает его в какой-то мере предсказуемым.

До самого утра Якуб-бек просидел рядом с нашей палаткой, связанный по рукам и ногам и с мешком на голове. Когда же экспедиция двинулась в путь, по настоянию ротмистра Обличинского с первыми лучами солнца, его, все так же надежно связанного, усадили на бактриана. Мешок сняли лишь для того, чтобы покормить перед отъездом. Тогда же ослабили путы на руках, чтобы он смог сам держать миску и ложку. Никаких попыток сбежать Якуб-бек не предпринимал. То ли был слаб после схватки и ранения, то ли пока присматривался к нашей экспедиции, выбирая момент поудачней. Отчего-то я был уверен, что дело именно в выборе возможности для побега. Слишком уж быстро переводил взгляд Якуб-бек с одного на другого, особенно когда думал, будто его никто не видит. Но я-то не сводил с него глаз, и Якуб-бек вскоре заметил это. Он потупил взор и почти не отрывал его от тюков, на которых сидел. Вот только меня этим не обмануть, как и пару драгун, словно бы невзначай ехавших все время рядом с ним.

Теперь мы старались ехать как можно быстрее – погонщики из местных подстегивали неторопливых бактрианов, чтобы те шустрее переставляли ноги, но толку от этого было не много.

То и дело на горизонте мелькали фигурки всадников – разбойники Якуб-бека демонстрировали нам свое присутствие. Похоже, план Игнатьева не очень хорошо работал – никакого разлада в стане врага не наблюдалось, и разбойники продолжали преследовать экспедицию.

– Играют с нами, – произнес, опустив бинокль, Обличинский, – на нервах наших играют. Проверяют, крепкие они у нас или не очень.

– Как твои драгуны? – спросил у него я.

– Нормально, – махнул рукой он, – им не привыкать к таким штучкам, не первый год с восточными людьми дело имеют. А уж на линии ребята такие водятся, вроде того же Шамиля, что этим фору дадут. Так что за моих драгун переживать не стоит – выкрутимся.

– Спасибо, успокоили, – без тени иронии произнес я.

Дни тянулись длинной чередой. Казалось, наше продвижение замедлилось – так все стремились поскорее добраться до берегов Амударьи. Вот только непонятно, как мы будем сплавляться по ней, ведь никаких средств для этого у Можайского не имелось.

– А мы, как адмирал Ушаков завещал, – рассмеялся он в ответ на мой прямой вопрос насчет будущего сплава, – на месте флот построим. Тому ни холера в Севастополе, ни турецкие происки не помешали Черноморский флот построить, так и мы справимся.

Бодрый тон и показная шутливость не успокоили меня. Крылось за ними что-то, но я не мог понять, что именно. Вряд ли Можайский не имел вовсе никаких идей насчет сплава по Амударье, скорее, он предпочитал держать их при себе. Его право, конечно, но легче от этого на душе не становилось.

Наконец, на горизонте вместо опостылевшей уже выжженной солнцем степи замаячили стены Ургенча. Город это был не слишком старый по здешним меркам. Ему едва перевалило за две сотни. Он был окружен глиняной стеной, над которой не возвышалась ни одна постройка. Ворота оказались заперты, и открывать их никто не собирался. Городской правитель – не знаю уж, как он звался, – посчитал нас военным отрядом, собирающимся вторгнуться в Ургенч, и никакие уговоры графа не помогли. Ворота не открыли, более того, на стены вывели, наверное, всех воинов, что находились в городе, и теперь их зубцы украшал настоящий частокол копейных наконечников.

В общем, обогнули Ургенч и двинулись дальше. Запастись водой в городе, конечно же, не удалось, и паек урезали едва ли не вдвое. Вскоре мы еле тащились по степи, горбы верблюдов обвисли поникшими в штиль парусами, лошади начали спотыкаться от усталости и недостатка жидкости. Многие драгуны делились с верными скакунами своей и без того весьма скудной порцией питья. На третий день пути было принято решение выдавать людям разведенное вино, чтобы увеличить долю животным. Решение далеко не лучшее, потому что обессилевшие от жажды люди быстро хмелели и иные уже едва держались в седлах. Конечно, среди драгун таких не нашлось – все они были народом крепким, даже те, кто не из казаков родом.

Мои бойцы держались молодцами, даже Армас – человек северный и к подобному климату не привыкший. Хотя он уже столько помотался с командой по всей Европе и изрядной части Азии, что смена климата на него, как и на всех нас, почти не повлияла.

– Разбойники могут напасть на нас у Амударьи, – заявил Обличинский. – Надо не допустить хаоса, когда экспедиция доберется до ее берегов. И в этом я прошу вашей помощи, граф. Лейтенант Можайский со своими моряками уже обещал помочь.

– А может быть, как раз стоит допустить этот самый хаос? – неожиданно предложил я.

– Я, кажется, не совсем понимаю вас, граф, – удивился ротмистр. – Если на нас нападут, когда большая часть обслуги ринется к воде, это будет крахом всей экспедиции. Нас просто растопчут.

– Если мы будем сдерживать рвущуюся к воде обслугу, то да, нам конец. А вот если враг увидит хаос в наших рядах и кинется нападать, то мы, не отвлекаясь, сможем отбить атаку. И с немалыми потерями для бандитов.