Совсем того! - Жиль Легардинье

— Вы знаете дорогу к кладбищу в парке?

Эндрю уставился на мадам Бовилье, решая, как поступить. Признаться, что был там, или изобразить неведение?

— Я уже был там с Филиппом.

— Вы можете проводить меня туда?

Листва с деревьев облетела, и небо было видно всюду, куда ни кинь взгляд. Ощущать необъятность пространства, видеть горизонт или чувствовать на лице дуновение ветерка — это всегда возбуждало Эндрю. В юности он с криком пускался бежать, размахивая руками. Позже он научился переживать свой восторг по-другому: замирал, весь превращаясь в зрение и слух, дышал полной грудью и, ощущая, как бьется сердце, уносился мыслями далеко. С возрастом, даже когда глаза уже не позволяли отчетливо различать кричащих вдали птиц, внутренние ощущения не ослабевали. В этот день легкий ветерок в парке доставлял ему большое удовольствие.

Блейк шел рядом с мадам Бовилье. Укутанная в пальто, поднятый воротник которого наполовину закрывал ее лицо, с наброшенным на голову шарфом, она шла нетвердой походкой. За почти три месяца работы Блейк ни разу не видел, чтобы мадам Бовилье выходила из замка. Что заставило ее выйти и не жалела ли она об этом?

Люди разного возраста, даже когда идут вдвоем, редко идут вместе. Эндрю наблюдал это сотни раз — и в прошлом, и в настоящем. Янис обычно бежал впереди, время от времени оборачиваясь и словно побуждая его идти быстрее. Филипп вел себя, как его Юпла: удалялся, потом возвращался, влекомый непонятно чем. Манон то отставала, то шла впереди, а рядом старалась идти, только когда ненадолго отвлекалась от своих мыслей.

Мадам и Блейк шли так, как часто ходят пожилые люди, — приноравливаясь друг к другу. Быть может, жизнь научила их ценить такие минуты, наслаждаясь компанией другого и вслушиваясь в звук его и своих шагов.

Блейк не сомневался, что они идут правильной дорогой. Тем не менее, когда он увидел возвышающийся над кладбищем раскидистый дуб, он почувствовал облегчение. Заметив вдали ограду, Мадам остановилась. Не говоря ни слова, она обернулась, словно желая окинуть взглядом путь, который они проделали. Блейк подумал, что она искала глазами замок, но он был слишком далеко. А может, удалившись от дома, она хотела немного успокоиться?

— Ходьба, кажется, пошла вам на пользу, — сказал, глядя на нее, Блейк.

— Хотелось бы так думать. Блейк показал на дуб:

— Какое величественное дерево!

— Да, действительно. Франсуа говорил, что это самое красивое дерево в поместье.

— Тот, кто задумал устроить место упокоения у его подножия, поступил правильно.

— Красота дерева — не единственная причина. Когда мы с Франсуа купили это поместье, его бывший владелец рассказал нам связанную с ним легенду. Больше двух веков назад под этим дубом встречалась одна влюбленная пара. Парень принадлежал к одной из самых богатых семей в округе, а девушка была дочерью простого фермера. Они любили друг друга, но богатая семья была категорически против их союза. И вот отец парня подговорил одного из своих работников спрятаться в лесу, прихватив ружье, подождать, пока появятся влюбленные, и выстрелить в их сторону. Он никого не собирался убивать — хотел только слегка ранить девушку. Дескать, испугается и выбросит мечты о богатом женихе из головы…

Мадам и Блейк подошли к самому дереву. Мадам погладила ствол.

— Работник промахнулся, — продолжила она. — Девушку он даже не задел, а вот парня сразил наповал. С тех пор эту трагическую историю передают из уст в уста. И ни один дровосек не посмел срубить дерево, хотя все дубы в округе давно превратились в мебель и доски.

— Вы считаете, что эта история правдивая?

— Она красивая. Что-то вроде истории о Ромео и Джульетте. А правдивая или нет — я не знаю. Любовь часто приносит несчастье, а дерево по-прежнему стоит.

— А ваш муж верил в эту легенду?

— Франсуа любил разные истории. Его собрание книг — тому подтверждение, — теперь уже было подтверждением. Он считал, что истории — это лучший способ поднять жизнь над серой обыденностью.

Мадам Бовилье прошла за ограду. Вначале она направилась к могиле родителей. Долго сосредоточенно стояла возле нее. Ветер шевелил ее локоны, выбившиеся из-под шарфа. Поджав губы, она не сводила глаз с выгравированных на камне имен. Блейк, хоть стоял за оградой, находился всего в нескольких метрах от Мадам.

Затем она перешла к могиле мужа. Возле нее она вела себя по-другому. Ее взгляд часто отрывался от гранитной плиты и устремлялся вдаль. Не были так напряжены губы. О чем она думала? Мадам взглянула на Блейка. Он видел, что она продолжала стоять потому, что была не одна и на нее смотрели. Приди она сюда в одиночестве, она ушла бы раньше.

Наконец она перевела взгляд на безымянную могилу, сделала к ней несколько шагов и, поколебавшись, все-таки задержалась возле нее на мгновение. Она избегала смотреть на камень. Лицо ее было опущено. Перед этой могилой она выглядела какой-то маленькой, хрупкой и несчастной.

Прежде чем выйти назад, она обратилась к Блейку. Она говорила своим обычным голосом, не подстраиваясь под кладбищенскую обстановку.

— Вы боитесь смерти, месье Блейк?

— Не думаю. Но я ненавижу то воздействие, которое она оказывает на жизнь.

Мадам Бовилье тихо произнесла:

— Смерть отняла у вас близких людей?

— Она разлучила меня с ними.

Мадам Бовилье закрыла за собой калитку и повернулась лицом к могилам. Взявшись руками за решетку, она сказала:

— А я ненавижу жизнь. Это она развела меня с близкими людьми. А смерть в конце концов все успокоила. Вам не хватает вашей жены, месье Блейк?

— Безумно.

— Мне Франсуа тоже не хватает. Вы ее любили, месье Блейк?

— Не знаю. Я часто задавался вопросом, что значит любить. Я знаю точно, что моя жизнь была лучше, когда она была жива. Мне было хорошо с ней. Мне нравилось то, какой она была и что она делала. Я не был равнодушен, она волновала меня. Она была человеком душевным и порядочным — такая женщина любого мужчину сделает счастливым. Мне с ней никогда не было скучно. Когда я был в силе, мне ради нее хотелось многое сделать. Когда я был слаб, то благодаря ей мне удавалось все-таки идти вперед.

— Вы никогда ей не изменяли?

— Ни разу.

— Похоже, вы наделены незаурядной нравственной силой.

— Вы заблуждаетесь. Я обыкновенный мужчина. От измен меня предохраняло вовсе не умение властвовать собой, а боязнь причинить ей боль. Для меня понятие проступка — чисто субъективное. Важны причины, по которым он совершается. Сами по себе понятия добра и зла мало чего значат. «Ради кого» и «против кого» — это говорит о нас гораздо больше.

— Надо еще уметь выбирать… Вы человек наблюдательный и наверняка заметили, что на одной из плит нет имени.

— На это, видимо, есть веские причины…