Совсем того! - Жиль Легардинье

— Эта могила — результат компромисса, месье Блейк. Вот вы были мужем одной-единственной женщины, чего нельзя сказать о Франсуа. Около двадцати лет у него была тайная любовь. Я узнала о ней случайно, из-за ребенка. Для меня Франсуа был всем, но я была для него лишь частью. Когда она умерла, он захотел соединить семью под этим дубом. Я даже подозреваю, что он устроил это кладбище только для того, чтобы приблизить ее к себе. Я согласилась, месье Блейк. Я стерпела эту обиду при условии, что ее имя не будет написано на плите.

— Вы считаете, что он вас не любил?

— Скажите, вы бы согласились быть на вторых ролях у своей любимой женщины? Вы смирились бы с мыслью, что она готова на все ради кого-то другого? Моя драма не в том, что он мне изменял, а в том, что он не любил меня так, как любила его я. Я легко пережила бы его мимолетное увлечение, но их любовная история меня убивала. У меня сложилось впечатление — хотя он всегда это отрицал, — что он женился на мне по расчету, а ее действительно любил.

— Вы все еще в обиде на него?

— Чтобы простить, нужно время и много сил. У меня нет ни того, ни другого.

Мадам Бовилье охватила дрожь.

— Пойдемте, пора возвращаться.

— Еще минуту, пожалуйста. Вряд ли я еще приду сюда когда-нибудь.

Она схватилась за прутья ограды, точно узник за свою решетку.

— Франсуа был моим счастьем и моим несчастьем. Я завидую вашей истории с женой. Завидую до такой степени, что даже испытываю ревность, и это заставляет меня думать, что все вами пережитое не более чем иллюзия. И все-таки Франсуа мне не хватает. Я хотела бы, чтобы он был здесь. С ним мне не было страшно.

— В том, что вы говорите, не чувствуется обиды на него.

— Чего я только ни делала, чтобы его не потерять, если бы вы знали… Но теперь, я думаю, что всегда была одинока.

Блейк одной рукой обнял Мадам за плечи. Она не противилась. По дороге к замку он не посмел заговорить с ней о сыне. И если некоторое время назад обыкновенный мажордом сопровождал свою хозяйку, то на обратном пути мужчина поддерживал женщину, и обоим было тяжело от давящего на них груза потерь и сожалений.

— Я получил ваше сообщение, Хизер, но, простите меня, я не мог позвонить раньше. Как вы поживаете?

— Все хорошо. Если у вас есть немного времени, я бы хотела поговорить с вами о заводе.

— Есть проблемы?

— Нет, с производством все в порядке, но вот Эддинсон переходит все границы. Это кретин рвется к власти и ради этого всех подвергает риску. Если бы я могла, я бы вышвырнула его из фирмы…

— И что же вас смущает? Вы директор. Но будьте осторожны, он большой притворщик. Вам нужна веская причина, и не раскрывайте своих намерений, пока не соберете солидное досье. Если пойдете в наступление, не останавливайтесь на полдороге. Его надо сразить одним ударом, раненый он станет опасен…

— Я тоже так думаю. Так, значит, вы даете принципиальное согласие?

— Не просто согласие, а одобрение и, если понадобится, поддержку, а когда с этим типом будет покончено, то и поздравления!

— Спасибо, месье. Теперь о другом. Мне наконец-то удалось получить сведения о «Вандермель».

— И что там?

— Они запустили несколько проектов, касающихся тех земель по всей Франции, где расположены пригородные особняки. Нельзя сказать, что у них скверная репутация. В домах, которые они строят, есть кое-какие изъяны, но, как мне объяснили, изъяны сегодня — это обычное дело. Плохо то, каким образом они покупают участки. Многие продавцы жалуются на давление с их стороны и не вполне законное проведение сделок. Вы имеете с ними дело?

— Не напрямую, просто они зарятся на один знакомый мне участок.

— Тогда будьте бдительны. Я вам пришлю по электронной почте все цифры, которые я смогла найти о них.

— Спасибо, Хизер. Большое спасибо. В прошлый раз вы сказали, что у меня изменился голос, но ваш голос тоже изменился. Вы стали более уверенной. Меня это очень радует. Это место как раз для вас.

— Я по-прежнему боюсь наделать глупостей, просто я научилась это скрывать.

— Дорогая Хизер, у меня есть для вас хорошая новость и плохая. Плохая состоит в том, что этот страх вас никогда не покинет.

— А хорошая?

— Без него никогда ничего не достигнешь. Взгляните на этого болвана Эддинсона: он ничего не боится. Обнимаю вас.

— Эндрю, сказать по правде, я не уверен, что это хорошая идея…

Управляющий беспокойно ходил взад и вперед по своей кухне, ожидая, когда Эндрю выйдет из его спальни.

— Я знаю, что ты из добрых побуждений, — добавил он, — я тебе признателен, но правда же…

— И это говорит человек, который носился на велосипеде по лесу, изображая призрака… — через дверь отвечал Блейк. — В любом случае я почти закончил. Ты накрыл на стол?

Ворча что-то себе под нос, Манье покорился.

— Что касается Одиль, — уже громко сказал он, — то мне уже несколько дней снится странный сон.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи…

— Один и тот же, вижу все очень отчетливо. Прямо как наяву. Я парю в облаках, вокруг все белое. Вдруг передо мной возникает она, взгляд у нее какой-то безумный, и она со всего маху бьет меня чем-то по лбу. На этом сон обрывается. Наверное, это последствие того случая.

— Несомненно… Ты готов?

Манье встал перед дверью в спальню. Блейк открыл дверь. Увидев его, Филипп вскрикнул и отскочил назад.

— Черт возьми! И ты считаешь, что ты похож на Одиль? Ты похож на трансвестита, по которому проехал грузовик! Юпла и та больше похожа, чем ты!

Блейк был в парике и с накрашенными губами. Результат был впечатляющим, но о сходстве вряд ли можно было говорить.

— Послушай, Филипп, у нас ведь тут не конкурс двойников. Я хочу тебе помочь. У нас осталось четверть часа до начала второй фазы.

Манье не мог оторвать взгляд от причудливо накрашенного лица друга. Не отдавая себе отчета, он медленно пятился назад — до такой степени ему было не по себе.

— Ничего не получится, — сказал он, качая головой. — Мне страшно на тебя смотреть. Уж лучше бы я ужинал с мажордомом из преисподней.

— Сядь!

В других обстоятельствах Филипп расхохотался бы до слез, но при виде этого человека, обычно такого опрятного, а теперь перекрашенного, словно краденый автомобиль, и с немыслимой прической, он совсем растерялся.

— Мать говорила, что у каждого человека всегда есть его темная сторона, но ты побил все рекорды. Даже ваши рок-звезды рядом с тобой выглядели бы как монахи-цистерцианцы…