Совсем того! - Жиль Легардинье

Манон покраснела:

— У меня о первом свидании осталось скверное воспоминание. Это был мальчик, с которым мы учились в лицее. Я была им очарована, а ему от меня надо было только одно… Он был хорош собой и с хорошими манерами, но это была только видимость. На его примере я хотя бы поняла, что не надо обращать слишком большое внимание на упаковку.

— Бедная девочка, — сказал Филипп. — У меня тоже было первое свидание. Ее звали Эмили. Я до сих пор вспоминаю ее красивые зеленые глаза. Каждый раз, когда они останавливались на мне, я чувствовал себя кроликом, которого осветили фарами. Я десятки раз приглашал ее на свидание, и однажды она согласилась. Я выбрал лучший ресторан, который только мог ей предложить. Купил цветы, белые розы. Я сидел в ресторане и ждал ее, но она не пришла. Я так волновался… До сих пор помню жалостливые взгляды официантов, когда я уходил со своими цветами. Я не решился ей позвонить. А через три дня я встретил ее под руку с одноклассником. Когда я спросил ее, почему она не пришла, она рассмеялась мне в лицо. Она просто-напросто забыла, для нее это не имело никакого значения. Больше я на свидание никого не приглашал.

Рассказывая, Манье навалился локтями на стол. Блейк не стал его поправлять.

— Манон, — продолжал Манье, — вы с Эндрю здесь ради того, чтобы мне помочь, и вы даже не представляете себе, какая это для меня честь. Но я считаю, что все слишком поздно. Не тратьте время на старого брюзгу. Вам надо готовиться к конкурсу. Через несколько месяцев вы станете матерью. Эндрю мне сказал, что вы ждете молодого человека, который сейчас за границей. Когда он должен вернуться?

— Вы считаете нормальным, что он до сих пор не дал о себе знать?

— Расслабься, Манон, сейчас только восемь утра. Сидя за письменным столом в библиотеке, девушка не отрывала глаз от монитора, словно подводник от экрана гидролокатора. Эндрю застал ее там еще до рассвета, когда пришел прогладить газету. С того времени Манон не покидала своего поста, разве только два раза ходила в туалет, да и то просила Эндрю подежурить — на случай появления электронного письма от Жюстена.

— Ты испортишь себе глаза, если будешь так таращиться на экран.

— Он уже должен был вернуться. Чем же он занят? Наверное, не получил моего письма…

— Почему вдруг?

— А вдруг с ним что-то случилось на обратном пути? Бывают же трагедии? Погиб в самом расцвете молодости, когда ехал к любимой женщине, которая ждет от него ребенка… А если я не любимая женщина?

— Тебе в самом деле нужно успокоиться. Так тебя на весь день не хватит. Да и меня, кстати, тоже…

— Я не знаю, что со мной. Я чувствую себя стиральной машиной в режиме отжима, так меня трясет. Места себе не нахожу. Я понимаю, что говорю глупости, но если я не буду их выговаривать, они засядут у меня в голове, раздуются до невероятных размеров и в конце концов лопнут вместе с мозгами!

— Да, нелегко быть молодой женщиной…

— Мне так его не хватает. Я все время только о нем и думаю. А знаете, чего мне недостает больше всего? Вы, конечно, решите, что я свихнулась, но я обожаю слушать его дыхание, когда он спит. Он иногда храпит, но чаще всего дышит медленно, глубоко. У его дыхания свой ритм, как у музыки. И я не устаю говорить себе, что он здесь, рядом со мной. И я кладу ему голову на плечо. А он даже не просыпается! Я чувствую щекой тепло его кожи, ее запах. Я слышу биение его сердца и чувствую себя в безопасности. Как подумаю, что у меня никогда больше не будет таких минут…

— Не начинайте сначала.

— А вам чего не хватает, что было в вашей жене? Манон мгновенно осознала бестактность своего вопроса: она-то еще могла на что-то надеяться, а он нет.

— Простите меня, — сказала она, смутившись. — Я бог знает что говорю. Я не хотела причинить вам боль…

— Все нормально. Если разговор о Диане поможет тебе уберечь свой мозг…

Эндрю вспомнил свою жену. Ему не было ни грустно, ни тоскливо. Он часто думал о ней, и это было так естественно, как будто они только вчера расстались.

— Я много чего любил в ней, и всего этого мне не хватает. Особенно я любил смотреть ей в глаза — и она позволяла это мне. Часто говорят, что глаза — это окна, через которые можно заглянуть в душу. Люди дотрагиваются друг до друга, ласкают друг друга, но нужно пользоваться очень большим доверием человека, чтобы он позволил вам смотреть ему в глаза столько, сколько вам хочется. В этот момент вы не только слышите, что он говорит, вы видите его всего таким, какой он есть на самом деле. У нас с Дианой такое случалось где угодно: во время ужина, посреди улицы или вечером, когда мы были одни. Тогда время останавливалось, и мы ощущали эту связь друг с другом. Я никогда не переживал более волнующих моментов. Нам было даже не обязательно касаться друг друга. Каждый ощущал малейшее движение души другого. Она знала это. Пользоваться ее доверием было прекрасно. Я улавливал ее глубинную энергию, ее суть.

— Вы, наверное, очень любили друг друга. На меня никто никогда так не смотрел. Иногда Жюстен пожирал меня глазами, но это совсем другое. Как, по-вашему, он пришлет письмо или позвонит?

— Понятия не имею.

— Мадам не высказывала неудовольствия, что я дала ему номер ее телефона?

— Она почти так же, как ты, надеется, что он вот-вот позвонит…

В дверь просунула голову Одиль:

— По-прежнему тишина? Блейк воздел руки к небу:

— Вы, стало быть, втроем ждете прекрасного принца! В какую милую компанию я попал.

Лицо кухарки помрачнело, и она спросила:

— Вы не видели Мефистофеля? Я ищу его со вчерашнего дня. Он не притронулся к еде, а утром не пришел попить молока…

Манон и Блейк покачали головой.

— Он скоро вернется, — попытался успокоить кухарку Эндрю. — Тем более если погода испортится.

— Ох уж эти мужчины! Уходят и приходят, когда им заблагорассудится, — вздохнула Манон. — Сколько с ними хлопот…

Блейк хотел было возразить, но тут раздался резкий звон колокольчика на этаже Мадам.

— Что это ей понадобилось? — удивился Блейк.

— Телефон! — хором воскликнули обе женщины, бросившись в коридор.

Эндрю вряд ли сможет забыть, как Манон и Одиль мчались вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, словно два ошалевших подростка. Мадам едва сдерживала нетерпение. На другом конце провода действительно был Жюстен.

Зайдя — гораздо более спокойно — в переднюю хозяйки, Эндрю увидел Манон, вцепившуюся в телефонную трубку. Она изо всех сил старалась, чтобы голос не выдал ее безумного волнения, но оно прорывалось в гримасах, искажавших ее лицо. Стоя по обеим сторонам от нее, Мадам и Одиль одинаково приплясывали на месте, каждые пять секунд переживая вместе с девушкой то взлет на головокружительную высоту, то падение в бездну. Когда Манон повесила трубку, все были без сил. Разговор длился менее двух минут, в течение которых Блейк размышлял о том, почему все девушки мира приходят из-за мужчин в такое состояние.