Диван для Антона Владимировича Домова - Алан Араменко

Однако нигде не было и следа Дмитрия. Раздосадованный, Домов хотел вернуться в кабинет Захарова и там поискать какие-нибудь данные, но решил, что прежде отнесет Кири в безопасное место, под защиту Нины. Выйдя на улицу, он не нашел девушку, поэтому отправился к машине, думая, что, возможно, она окажется там. Но это предположение не оправдалось. Зато там была записка, прикрепленная к лобовому стеклу одним из дворников. Красивым почерком с удлиненными палочками, устремленными вниз, было написано: «Вы как дитя, не знающее, что хорошо, а что плохо, и действующее только по соображению собственных эгоистичных желаний. Вы словно чума, упорно следующая по намеченной ею дороге, не принимающая во внимание тех жертв, что стоят у нее на пути. Вы зло, и я должен прекратить вашу нескончаемую игру чужими жизнями. Поэтому я прошу вас встретиться со мною через два дня на заброшенном полигоне (карту прилагаю) в четыре часа дня по московскому времени. P.S. Надеюсь, Вы приведете с собой Кири, но оставите ее за пределами поля боя, так как мне очень бы хотелось покончить с вами. Полагаясь на ваше ответное желание, обещаю, что ваша милая спутница пребудет во здравии до момента нашей встречи. Дмитрий».

Антон встряхнул сложенную карту и без труда нашел на ней отмеченное красным кружком место. Оно находилось не очень далеко от организации ООО «Сэвен плюс», в нескольких часах езды. Зачем же тогда нужно было ждать эти два дня?! Тоша выругался. Непонятные задержки бесили ужасно, так, как обычно бесит перенос мероприятия, которого ты долго ждал, на более позднее время, да еще и без указания более-менее достойных причин. Однако вовсе не это чувство превалировало в мозге Тоши в эти минуты, когда он стоял напротив своей старенькой развалюхи… Было нечто другое. Другое, что совершенно лишало терпения и спокойствия. Снова он ускользнул прямо перед его носом, и снова он забрал у него…

Проклятье!

Домов положил Кири на заднее сиденье, сам плюхнулся в машину и помчался в ту самую гостиницу, из которой лишь недавно выбыл, ибо это было единственное, что он мог сейчас сделать, растерянный и опустошенный. На остальное — обдумывание или планирование — разум просто отказывался работать, да и слабость в продырявленном теле тоже не способствовала лишним напряжениям.

Разумеется, номер никто не занял. Тут вообще кроме них были постояльцы?! Хоть когда-нибудь? Интересно, что подумала любопытная администраторша, когда Домов вломился в холл, окровавленный, изможденный, да еще и с Кири наперевес? Что-то подсказывало, что объяснение типа — «поскользнулся, упал, очнулся — и такая вот хрень…» не прокатило. Ну да пофиг, будет о чем сплетнице с подружками потрепаться…

Антон натянул вымученную улыбку и весьма вежливо поздоровался, остальное, ну репутация там, остаточное впечатление, его не касалось.

— Просто дайте комнату, — обратился он после неловкого оправдания непотребного вида.

— Может, лучше врача?

— Нет, не надо. И она и я в порядке. Девочку просто укачало.

— Но у вас же…

Черные глаза так пристальны и страшны!

— Вот ключ…

— Спасибо.

Приняв душ и подлатав увечья, Антон вернулся в комнату. Кири по-прежнему не отошла и лежала так, как он ее оставил, на маленькой кровати. Маленькая и неестественно сжатая. Карие глаза также остекленело смотрели на окружение, не выдавая ни единой эмоции. Пухлые губы были чуть приоткрыты, фарфоровая кожа бледна. Будто коллекционная кукла, купленная на дорогом аукционе. Красивая, но безжизненная…

Растянувшись на пахнувшей гнилью кровати, Тоша по привычке уставился в потолок. Он чувствовал себя премерзко. Словно несмышленое дитя, он бросался от одного к другому, рассчитывая, что каждая новая встреча окажется последней, но этого не просто не случалось, но и ко всему прочему все только усложнялось, затягивая его все глубже и глубже, как ту самую муху в стакане его сока. И как бы он ни карабкался, как бы ни старался, ни выбивался из сил, также как и в его кошмарах, он всегда оказывался на той грани между целью и стремлением, переступить которую был не способен.

Его тело ломило, от обезболивающих мутило, и голова стала чугунной. Но физическое состояние было куда как лучше морального. Неконтролируемая злость на самого себя разъедала Антона изнутри, а ненависть к Дмитрию росла в геометрической прогрессии. Проклятый пижон пожелал отсрочку! И хоть она была полезна и для Тоши тоже, возможно даже гораздо более полезна именно Тоше, он все равно был недоволен. Оставаясь внешне абсолютно спокойным, а внутри клокоча и неистовствуя, он и сам не заметил, как привычные кошмары завладели им безраздельно…

Антон проснулся оттого, что кто-то тихо позвал его по имени. Не сразу сообразив, что происходит, он еще какое-то время отходил от того, что только что терзало и мучило. Старая простыня была влажна и противна, свалявшиеся волосы холодили затылок. Боль ран вернулась в полной мере, заставив вспомнить о недавних событиях и промахах. Коварное и разрушительное самобичевание тоже вылезло из закромов.

Чертова ж хрень!

Рядом снова послышался голосок Кири. Сделав усилие, Тоша встал и подошел к ней. Малышка все еще лежала на кровати, но, похоже, уже могла двигаться, хотя и была ослаблена. Ее личико было перекошено страхом и немым плачем. Крупные слезы стекали по округлым щекам, рисуя извилистые линии. В комнате слишком темно…

— Я здесь, — тихо сказал Домов.

Кири всхлипнула, ничего не ответив. Терзавший ее страх словно витал в воздухе. Лампа, что так успокаивала прежде, все еще лежала в кабинете Захарова…

— Эй, — Антон сел и приобнял девочку. — Она ведь не нужна тебе? Я же здесь.

Он не услышал ничего, но почувствовал, будто ее тело слегка расслабилось.

Прошло какое-то время, и они уже сидели вместе на большой кровати, освещаемые тусклым светильником на старом потолке. Кири рисовала в новом альбоме, Тоша просто смотрел в никуда.

Отчего-то вдруг Домов встал и взял прихваченную из машины сумку, принадлежавшую Нине. Он и сам не понял, что послужило к этому толчком. Он ни о чем особо не думал и даже вроде бы не вспоминал эту дышавшую жизнью девушку. Но вот уже копался во внутренностях ее арсенала, причем остервенело, воодушевленно.

Ничего особенного. Парочка пистолетов, один автомат, армейский нож, обоймы… какие-то тряпки, четыре бутылочки с подозрительной жидкостью, завернутые в ткань. Ерунда. В одном из боковых кармашков оказалось несколько блокнотов, где размашисто — в стиле этой пухлой дамы — были записаны имена, адреса, какие-то выдержки, что-то добытое или ее женишком, или его папашей. Одним словом — неинтересная муть. В другом Тоша нашел маленький серебряный крестик на изящной тонкой цепочке. Несмотря ни на что, он бы смотрелся на ней премило, с ее исконно русской внешностью и светлым открытым лицом. И вообще, если бы не глаза, в которых иногда блестела коварная сталь, Нина вполне могла бы сойти за этакого ангелочка. Этим, наверное, она его и привлекала. Внешне святая, внутри полна не святых помыслов…