Ночной вор. Похождения в Париже - Крис Юэн

Но мой зов остался безответным, и, выходя из маленькой прихожей в гостиную, я уже практически не сомневался, что в квартире никого нет. Она не поражала размерами, и я плохо представлял себе, где здесь можно спрятаться. В гостиной у двух больших окон я увидел письменный стол со стеклянным верхом, по центру комнаты на паркетном полу — диван и кресло и под антресолями — шкаф во всю стену. На антресоли вела приставная лестница. Я поднялся на несколько ступенек, чтобы посмотреть, что есть на втором этаже. Аккуратно застеленная кровать, торшер, журнал «Пари-матч», больше ничего. Лестница и кровать на антресолях несколько удивили меня, потому что в последние годы Пьер заметно пополнел. Может, он выбрал эту квартиру с тем, чтобы доказать себе, что не стареет?

Я сунул голову и в другие двери, которые выходили в гостиную. Первая вела в крохотную кухню, вторая — в совмещенную с туалетом ванную еще меньших размеров, за третьей находилась гардеробная. И больше о квартире я ничего сказать не смог, даже если бы и хотел. При желании вы могли бы покатать в ней на качелях кота, но он бы не поблагодарил вас, потому что всякий раз ударялся бы о стену. Я даже начал понимать, почему Пьер так расслабленно говорил со мной в последний раз: не удивлюсь, если камера, в которую его посадили, размерами превосходила эту квартиру.

Подумав о телефоне, я сразу вспомнил, зачем вообще сюда пришел. Повертел головой и обнаружил стильный телефонный аппарат на маленькой тумбочке, приставленной к письменному столу со стеклянным верхом. Подошел к тумбочке, присел. На дисплее увидел время и дату. Ниже — кнопки быстрого набора, под ними — клавиша с выдавленным на ней изображением адресной книги. Рядом с клавишей мигала лампочка.

Я нажал на клавишу, стал просматривать номера, сохраненные в памяти телефонного аппарата, и быстро понял, что некоторые сразу могу отмести: с них звонили Пьеру уже после того, как он подрядил меня на работу. Дважды попался мой домашний номер, один раз — номер мобильника Виктории. Наконец, приближаясь к концу списка, я обнаружил пять номеров, которые могли принадлежать клиенту Пьера. Я схватил со стола блокнот и ручку и переписал их. Ни один не был мне знаком. Два предваряли международные коды: один — Великобритании, другой — Соединенных Штатов. И еще трижды Пьеру звонили из Парижа.

Я поднялся, потянулся, разминая затекшие мышцы спины, оглядел стол в поисках телефонного справочника. Заглянул в тумбы и ящики. Нашел рекламные листовки кафе и ресторанчиков, торгующих на вынос, стопки квитанций, писем, ручки, аудиокассеты, лампочку накаливания, даже маску для сна с логотипом известной авиационной компании. Справочника не было, и я уже решил прекратить поиски, когда подумал, что неплохо бы проверить, а нет ли его на полках под антресолями.

Пересек комнату, наклонил голову, хотя антресоли находились как минимум на тридцать сантиметров выше. На полках лежали диски, виниловые пластинки, стояли фотографии в рамках, книги, в том числе, что порадовало, все романы о Фолксе, причем с замятыми корешками, — их определенно читали. Еще больше меня порадовало то, что здесь же оказался телефонный справочник. Я снял его с полки, раскрыл где-то на середине и начал пролистывать, направляясь к письменному столу, на котором остались выписанные мною номера.

Миновал полпути, когда первый раз услышал этот звук. Не шаги, не скрип поворачиваемого в замке ключа и даже не передергивание затвора пистолета, а противное хлюпанье в животе. Остановился, нахмурился, прикрыл справочником живот. И как же вдруг в нем забурлило! Кишки не просто сводило судорогой. Какая-то невероятная сила сжимала их, потом отпускала, чтобы тут же сжать вновь, выдавливая содержимое. Облако зловонного газа вырвалось, сами понимаете, откуда. Я почувствовал, как растягивается сфинктер, бросил справочник и, сжимая руками ягодицы, метнулся к ванной. Потянулся к ручке, уже представил себе, как плюхаюсь на сиденье унитаза, когда понял, что это блаженство мне как раз и заказано. Слабительное выполнило положенную ему функцию, но я не мог допустить, чтобы драгоценный номерок оказался в сифоне, соединяющем унитаз Пьера с канализационной трубой.

Кляня все на свете, я устремился на кухню. Принялся лихорадочно раскрывать дверцы буфетов, столиков, полок, выдвигать ящики. Нашел большущую медную кастрюлю и решил уже воспользоваться ею посреди кухни, но невероятным усилием воли заставил себя вспомнить о приличиях и потерпеть еще чуть-чуть. Выдвинул очередной ящик и, хвала Тебе, Господи, увидел рулон мешков из прозрачного пластика. Схватил его, помчался в ванную, оторвал один мешок, раскрыл, расстегнул пуговицу и молнию на брюках, сдернул трусы, сунул мешок в унитаз, сел, прижимая края бедрами к сиденью и удерживая руками, расслабился и… Поверьте мне, будет лучше, если я опущу, что за этим последовало.

Скажу лишь, что, когда все закончилось, я возблагодарил Бога за возможность натянуть резиновую перчатку на левую руку, а уж потом начать поиски номерка. Я нашел его достаточно быстро, что, наверное, неудивительно, если учесть, в чем искал, и, вытащив из мешка, принялся мыть, тереть мылом, споласкивать горячей водой. Вымыл и сполоснул не один раз, прежде чем решился осторожно понюхать. К моему облегчению, ничем он не пах. Потом я навел порядок в туалете Пьера, убрав все следы учиненного мною безобразия, и с номерком в кармане и рулоном мешков в руке вернулся на кухню. Положил рулон на место, несколько мгновений смотрел на содержимое ящика, прежде чем задвинуть его. Потом закрыл все дверцы, задвинул остальные ящики, вернулся к письменному столу со стеклянной поверхностью, по пути подняв с пола телефонный справочник, и начал сверять номера. Минут через десять узнал все, что хотел, вернул справочник на полку, с которой брал. Какое-то время провозился с телефонным аппаратом, пытаясь стереть мой домашний номер и номер мобильника Виктории из списка звонков Пьеру, однако ничего у меня не вышло. Впрочем, я подумал, что не так это и важно.

Понимая, что делать мне в квартире больше нечего, я запер дверь гребешком и микроотверткой на оба замка «Фортинс», вышел на улицу и зашагал в Люксембургский сад. Нашел зеленый металлический стул около круглого бассейна, сел и стал смотреть, как детишки подталкивают палками деревянные кораблики. Мысли в моей голове сталкивались, кренились от ударов, грозили перевернуться. Я пытался разогнать туман усталости, застилавший голову, но это удавалось с трудом. Франческа наметила кражу «Гитариста» на вторую половину следующего дня. Но думал я не об этом, поскольку нашел в квартире Пьера очень важную ниточку.

Франческа заявила, что красть картину Пикассо надо ближе к вечеру: и посетителей становится меньше, и бдительность сотрудников музея падает. Я не очень-то верил в ее способность просчитать ситуацию, да и не имело это никакого значения. Если кража закончится фиаско, то отнюдь не из-за времени, когда это будет сделано. Абсурдность плана с самого начала не вызывала у меня сомнений.

Но чтобы проверить, как относится к нам госпожа Удача, мне предстояло вернуть пластиковую папку, сданную на хранение в гардероб в Центре Помпиду. Посетители наверняка часто забывали здесь куртки и сумки — такое событие вряд ли было экстраординарным. Но я не знал, как в Центре принято обходиться с оставленными вещами — их могли и проверять. Оставалось надеяться, что в папку никто не заглянет, благо провела она в гардеробе всего одну ночь. И даже если бы гардеробщица заглянула в нее, она могла не понять, с чем имеет дело. Гардеробщицам Центра Помпиду совсем не обязательно знать картины, выставленные в Музее современного искусства.