Петербургская баллада - Дмитрий Борисович Леонтьев

– О нем, – подтвердил Смоляков, – я не зря затеял с вами этот разговор. Просто я вам обещал объяснить мотивы, которые двигают убийцей. Он хочет взорвать общественное мнение. Да, безумной жестокостью! Да, методами немыслимыми! Но ненормальное время и мер требует… экстраординарных.

– Да вы что, батенька, – замахала на него руками Беликова, – забудьте об этой глупости. Кто ж за это убивает? Да, это болезнь общества… и литература, и проститутки, и вообще вся наша жизнь, но – убивать? Не так с этим надо бороться! В конце концов кто-то из классиков сказал, что нет «плохих и хороших жанров»… Что-то в этом роде…

– Но есть плохие и хорошие книги! – В сильнейшем возбуждении Смеляков вскочил со стула и забегал по комнате. – Вы же не будете отрицать вредность нацистской идеологии и их литературы по этим вопросам? Вы же не будете ставить в один ряд книги Дуньки Кулаковой и Шекспира? Да что там эти дуньки? Я – писатель, человек с амбициями, я просто обязан садиться за стол с мыслью, что я – талантливый и книга у меня получится интересная – иначе просто ничего не выйдет. Но я отчетливо понимаю, что по сравнению с Гёте я – говно. Но я – говно талантливое, а правит бал сейчас говно бездарное!

– Может быть, у вас просто амбиции? – опасливо посмотрела на разбушевавшегося писателя Беликова. – Вам обидно, что в фаворе они, а не вы? Простите, если что не так спросила…

– Не извиняйтесь, – Смоляков устало опустился на стул, – поверьте, я искренне рад тому, что читают Акунина и Стругацких, Лукьяненко и Никитина. Я могу не любить жанры, в которых они работают, но искренне радуюсь их успехам, потому что это умные и талантливые люди. И книги у них добрые и умные. Меня другое расстраивает. Я – хороший писатель, но я бы мог стать несоизмеримо лучше, если бы работал в тех жанрах и стилях, которые мне по душе, которые привлекают меня… Но для этого нужно работать, развиваться, смотреть реакцию читателей, а у меня просят одни детективы. И я еще прилично себя чувствую по сравнению с другими писателями. Представляете, сколько загублено на корню талантливых романистов, поэтов, мастеров короткого рассказа, новелл, исторических романов… И я вам скажу страшную вещь: я рад, что появился такой человек, который ценой своей жизни заставит поднять эти проблемы, заговорить о них. А ведь он жертвует своей жизнью – это очевидно…

Беликова долго ерзала на стуле, не решаясь возразить.

– Говорите, говорите, – подбодрил ее писатель, – я вижу, вы что-то хотите возразить, но отчего-то не решаетесь.

– Уж очень вы остро реагируете на эту тему, – призналась она.

– Профессиональные болячки, – кисло усмехнулся он, – хорошо еще, вы удостоверились в моем алиби, а то после этой беседы точно бы решили, что искомый маньяк– это я… Говорите, мне интересна ваша точка зрения.

– Вы упомянули здесь Акунина, – осторожно напомнила Беликова, – помните его очень хороший роман «Азазель»?

– Разумеется, помню.

– Так вот в нем мне очень понравилась одна проблема, – продолжала Беликова. – Отрицательная героиня, по сути, совершила беспримерный подвиг, невероятно улучшив весь мир. Только одно она делала неправильно: пытаясь защитить своих питомцев, она убивала тех, кто угрожал построению нового, прекрасного мира… Сказка, конечно, но… Нельзя творить добро любыми средствами. Самые большие подлости на земле совершаются не из меркантильных, а из высоких побуждений. Ради всеобщего счастья, ради жены и детей, ради матери, ради Родины… Ради себя, любимого, совершаются подлости обыденные, меркантильные… Вы знаете, мне кажется, было бы слишком большой честью для, как вы выражаетесь, «литературных кухарок» бороться с ними, как боролись с книгами Ремарка, Сервантеса и Достоевского. Это огромная честь, когда твою книгу жгут на площади очередные «инквизиторы» в серых или коричневых мундирах…

– Значит, не обращать внимания? Брезгливо отвернуться? Молчать? Так ведь и молчат! Да еще как молчат! Аж в ушах ломит от тишины. Нет, ругайте меня на чем свет стоит, а я ему благодарен. Он вызовет страх, панику… разговоры. Не из моральных побуждений, так из страха девицы будут бояться выходить на улицы. Когда поймут причины – обратят внимание и на проблему. В этот раз не смогут промолчать. Это как раз те «жареные» и «тухлые» факты, которые сейчас так любят поднимать в прессе и на телевидении.

– Но ведь его рано или поздно поймают, – сказала Беликова.

– Может быть, мы все же переменим с вами тему? Я, честно говоря, уже вообще жалею о том, что завел этот разговор. Я, например, знаю целую кучу забавных анекдотов.

– Скабрезных? – с надеждой спросила Беликова.

– Иногда даже пошлых, – с серьезным вином заверил Смоляков.

– Чтоб сэкономить время, считайте, что я долго ломаюсь, но вы меня уговорили… Рассказывайте.

Первый раз за многие дни в эту ночь она заснула в хорошем настроении и без снотворного. Ведь если вдуматься, то как мало надо человеку для счастья: с кем-то поговорить перед сном.

Хорошее настроение не оставляло ее и утром. Весело что-то напевая себе под нос, она приготовила чай, вывела жизнерадостно потявкивающих собак – видимо, хорошее настроение хозяйки передалось и ее псинам, – накормила наблудившегося за ночь кота и позвонила в отдел.

– Максим, – попросила она Григорьева, – мне надо, чтоб ты отловил к вечеру пяток-другой девиц из числа подружек убитых маньяком проституток. Они работали на Ленинском проспекте и на территории двадцать шестого отделения милиции.

– Да где же я вам этих девиц за несколько часов достану?! – возмутился Григорьев.

– А где хочешь, – жизнерадостно ответила Екатерина Юрьевна. – Мне надо – понимаешь?

Оставив озадаченного начальника, она, не теряя времени, позвонила по одному из оставленных вчера Смоляковым телефонов подружек убитых писательниц.

– Слушаю, – раздался в трубке прокуренный бас.

– Могу я поговорить с Галиной Михайловной Сидорчук? – попросила Беликова.

– Я слушаю, – повторил тот же бас.

– Здравствуйте, вас из милиции беспокоят. По поводу расследования смерти вашей подруги Майи Коломийцевой.

– Так вроде маньяка того поймали, – удивился бас.

– Ну… Да, – не стала спорить Беликова, – но некоторые детали уточнить все же необходимо. И вы в этом можете здорово нам помочь. Поможете?

– Не пойму – чем, но… Если надо – приезжайте… Хотя… знаете что, давайте лучше встретимся где-нибудь в кафе.

Швейцар опасливо покосился на пожилую даму в старенькой кофточке, но опыт и вышколенность удержали его на месте, хотя по глазам было видно, что он был уже готов броситься наперерез, грудью закрывая вход в родной ресторан.

– И правильно, – похвалила его Беликова, – может быть, я экстравагантная миллионерша…

– Значит, можно рассчитывать на хорошие чаевые? –