Петербургская баллада - Дмитрий Борисович Леонтьев

– Увы, я – разорившаяся экстравагантная миллионерша, – вздохнула Беликова, – меня здесь должны ждать. Писательница Сидорчук.

Сидорчук пришла с опозданием на полчаса. Дамочка была впечатляющая – под стать своему голосу. Моложе Беликовой лет на двадцать, но откормленная так, что щеки собачьими брылями спадали на по-гренадерски широкие плечи. Екатерина Юрьевна невольно вспомнила фото писательницы на обложке книги, где та сфотографирована была вместе со своей любимой боксерихой Жужей, и подивилась старой истине – насколько все же похожи собаки и их хозяева. Вспомнила про своих безродных дворняг и вздохнула.

– Что вы хотели узнать? – не извинившись за опоздание, деловито приступила к беседе Сидорчук.

– А я читала ваши книги, – попыталась благожелательно настроить к себе писательницу Беликова, – и «Кровавую ночь в борделе», и «Синдарелла гасит всех»… и другие…

– И как? – самодовольно полюбопытствовала писательница.

– Не хуже, чем у прочих писательниц, – деликатно выразила свое мнение Беликова, – не хуже.

– «Не хуже», – хмыкнула собеседница, – да мне письма аж с Чукотки приходят. Чукчи благодарят, просят писать продолжение…

– Я и сериал смотрела, – попыталась исправить оплошность Беликова.

– Говно сериал! – вынесла вердикт Сидорчук. – Режиссер – тупица! Актеры – бездарности! Так испортить хорошую книгу…

– Ну да, ну да… От них, поскудников, только этого и ожидать, – покорно согласилась Беликова и, не испытывая больше судьбу, перешла к делу: – Насколько я знаю, покойная Майя Коломийцева была вашей подругой?

– Бедная Майя! – с трагическим надрывом подтвердила писательница и, видимо, от избытка эмоций так рявкнула на бармена, что бедолага вздрогнул: – Кофе! Час уже жду…

– Не было ли у нее в последнее время каких-либо знакомств?

– А хрен ее знает, – отмахнулась Сидорчук, подгоняя бармена гневным взглядом.

– Вы же подруги?

– Ну да, подруги… Но в личную жизнь друг к дружке не лезли. Мы все больше о высоком, о возвышенном…

– Ничего странного в последние дни перед ее смертью вы не замечали? – Беликова уже поняла, что эта встреча ей ничего не даст, но все же пыталась выжать из нее все возможное.

– А что могло быть странного. – Сидорчук наконец получила свой кофе, отхлебнула с громким фырканьем, и брезгливо отставила чашку: – Нет, все же единственный раз я пила хороший кофе в Париже… Заезжала туда на пару дней по пути в Англию… Да-а… Вот где люди умеют жить… Я недавно начала новый роман о похождениях Синдареллы в Англии. Это будет нечто!..

– А что говорят… в ваших кругах о гибели писательниц?

– Боятся! – презрительно скривилась Сидорчук. – Истерички! Пошли слухи, что придурок этот, женщин убивающий, не просто маньяк, а маньяк с идеей. Якобы охотится только на тех, кто «женские детективы» пишет. Перепугались, твари дрожащие! Пятеро малахольных уже с издателями контракты разорвали, а остальные уже целый месяц как ничего нового не выдают… А вы знаете, сколько романов можно написать за месяц? Дюма от зависти плакать будет! Нет, меня им не запугать! У меня семь новых романов к изданию готовятся. Куда же это все – коту под хвост? К тому же маньяка поймали… Ведь это тот самый маньяк? – неожиданно насторожилась она. – А то чего это вы меня тут расспрашиваете?

– Мы работаем над этим вопросом, – осторожно сказала Беликова, – вы же детективы пишете, должны знать, что не все так быстро делается, как хотелось бы…

– В моих детективах все быстро, – заверила Сидорчук, – не люблю кашу по тарелке размазывать! Ну, задавайте дальше ваши вопросы, у меня еще минут десять есть…

«Ничего, – успокаивала себя Беликова по пути в отдел, – отрицательный результат – тоже результат. А ведь боятся! Откровенно боятся этого таинственного Критика… Что же это за время, в котором благие идеи защищают маньяки и убийцы? Время “беглых солдат и неверных жен”»…

В отделе было людно и шумно. Помещение, переделанное из трехкомнатной квартиры, не было предназначено для содержания задержанных. Для этого инспектора третьего отдела использовали, как правило, те отделения милиции, на территории которых проводили операции. А помещение на Тверской было чем-то вроде офиса, где планировались операции и писались отчеты. Под укоризненными взглядами Григорьева Екатерина Юрьевна с невозмутимым видом прошествовала в свой кабинет («свой» – весьма относительное понятие, ибо делила она его еще с тремя сотрудниками) и начала работу…

Повезло ей на третьей задержанной – худенькой, забитой и глуповатой девчонке лет двадцати.

– Ирка? Которую убили? – Она припоминала так, словно со дня смерти подруги прошло не полтора месяца, а пара десятков лет. – Да, знаю… Наши точки рядом были… Бывало, в паре работали, если заказ был большой… А че?

– В тот день вы тоже работали рядом?

– Ну да… Как обычно… А че?

– Вера, – не вытерпела Екатерина Юрьевна, – ты откуда родом?

– Питерская… А че?

– Да так… Говорят, город высокой культуры… Родители, наверное, алкоголики? Или сирота?

– Нет, – удивилась девушка, – отец столяр, а мама у вас… в вашей системе работает. На Литейном…

– О, е! – схватилась за голову Беликова. – И они знают?! Ну, о том, чем ты занимаешься?

– Нет конечно, – с изумлением посмотрела на нее девушка, – я что, дура – такое рассказывать… А че?

– Хорошие родители, внимательные, – вздохнула Беликова, – а че… Тьфу, черт! А что было в тот день, когда убили Иру Чекулаеву?

– Да ничего не было, – задумалась девушка, – все как обычно… Вышли вечером, часиков в шесть – раньше смысла нет… Встали на точку, начали работать. Подъезжали клиенты, мы говорили цену, забирали деньги, ехали в тихое место… Все как обычно.

– Как же «обычно»? Ведь подружку-то убили?

– Ну да, – туповато согласилась девушка, – уехала с последним клиентом, и все… Больше я ее не видела. Говорят, прямо на дорогу тело выбросили… Наши боятся работать. По всему городу шухер.

– Однако работаете?

– Работаем. Жить-то надо…

– Ну да, ну да… Вера, а ты случайно не помнишь, как выглядел тот, последний клиент, с которым Ира уехала?

– Мужик как мужик, – безразлично ответила девушка, – широкоплечий, здоровый такой… Я его издалека видела, да и не запоминала специально… «Копейка» у него черная, совсем гнилая… Вы Любку расспросите, она лучше видела. Мы, когда между собой это терли, пытались вспомнить… Она лучше разглядела.

– А эта Люба сейчас здесь?

– Да, в красной кофточке, со стрижкой каре.

– Она в тот день с вами на точке была?

– Нет, она его видела, когда Ленка Симонюк погибла. Месяцем раньше.

– И вас никто не допрашивал? – удивилась Беликова.

– Девчонок допрашивали, – ответила девушка, – но Любка тогда в запой ушла – от счастья, что жива осталась. Она же должна была с тем типом ехать, да интуиция сработала: отказалась. А Ленку жадность подвела. Ей Любка намекала, но… да вы