Крестовский душегуб - Сергей Жоголь

и положил его на колени. – Я сделал тебе предложение! Ты либо его примешь, либо…

– Вы не станете отдавать меня Архимеду, если я не приму ваших условий? Я правильно вас понял? Вы меня убьёте?

Толстяк щёлкнул пальцами, и Жила, убрав ствол, достал из голенища сапога узкий финский нож армейского образца.

– Однажды, еще в самом начале тридцатых, мы с Жилой прижали одного нэпмана, – как бы между прочим заявил толстяк. – Он припрятал кое-какое добро и не желал в этом признаваться, хотя мы прекрасно знали, что фраер гонит нам пургу. Жила начал его резать и содрал кожу с лица. Нэпман тут же рассказал всё. Мы нашли рыжьё и камешки, которые он припрятал, а фраер остался без щеки и половины носа.

Толстяк визгливо захихикал, Карась почувствовал резь в животе и вытер вспотевший лоб.

– Я всё понял и согласен на ваши условия. Я покажу вам, где мы храним икону, и мы всё поделим поровну.

Глава четвёртая,

в которой Андрес Янович завершит свой рассказ и познакомит псковских оперативников ещё с одним участником трагических событий

Придя домой и узнав, что Илья пропал, она весь вечер не находила себе места, много курила и ругала брата сквозь стиснутые зубы.

– Кто там? – спросила Верка, когда в дверь постучали.

– Это я! Открой!

Услышав знакомый голос, Верка вздохнула с облегчением, но лишь только рука, собиравшаяся отворить задвижку, коснулась холодного металла, Верка застыла в дурном предчувствии.

– Ты один?

– Один! Открывай, я жрать хочу.

Когда вслед за Карасём в комнату ввалились толстяк в шляпе и верзила с каменным лицом, Верка процедила сквозь зубы:

– Я вижу, ты привёл гостей! Боюсь, что их визит стал для меня сюрпризом. Мне определённо нечем их угощать.

Данная реакция Верки рассмешила толстяка.

– О, не стоит беспокоиться! – елейно заявил бандит и замахал руками. – Мы сыты и не станем вас объедать. Предлагать выпить стаканчик нам тоже не нужно.

– Если вам это не нужно, то мне уж точно не помешает. – Карась с раскрасневшимся лицом прошёл на кухню. Он достал из принесённой авоськи бутылку, налил себе полный стакан и опрокинул его, не закусывая. Он закурил и процедил слегка осипшим голосом:

– Они всё знают! Про икону, про всех нас, и, возможно, это нам кстати.

– Что? – воскликнула Верка.

– Это люди Архимеда! Они вычислили меня, и теперь мы должны взять их в долю.

– Взять в долю? С какой это стати?

– Вы не совсем врубаетесь в ситуацию, сударыня! – всё ещё слащавым голоском продолжал толстяк. – Вы в полном дерьме. Вас ищет не только милиция, но и мой приятель Архимед. Шансов выбраться из города с иконой без посторонней помощи у вас нет. Я же, за долю в добыче, готов вам эту помощь предоставить.

– Эти люди могут помочь нам вывезти икону за границу и помочь с её реализацией, – Карась загасил папиросу, махнул ещё полстакана и, отрезав кусок колбасы, набросился на неё.

Савелий, стоя в сторонке, спокойно наблюдал за происходящим.

– И сколько же я должна им отвалить за их так называемую помощь? – спросила Верка.

– Делим куш на пятерых. Каждому равная доля. Согласись, это лучше, чем потерять всё.

Верка рассмеялась:

– Ты идиот! Эти двое переколят нас как гусят, как только я скажу им, где икона.

– Неужели икона не в этой квартире? – как бы между прочим спросил толстяк. – Не думаю, что вы стали бы класть её в тайник. Судя по всему, вы ещё до нашего визита знали, что вас ищут люди Кеши Архимеда, а значит, любое шастанье по городу для вас чревато последствиями. Икона здесь! В этой квартире, и я желаю её видеть!

Толстяк щёлкнул пальцем дважды и достал наган. Долговязый, как дрессированный пудель, по щелчку тоже достал свой пистолет и приставил его к виску всё ещё смирно сидящего Савелия.

– Верка! – закричал Карась, едва не поперхнувшись колбасой. – Ты с ума сошла? Не нужно злить этих людей, лучше довериться им, тогда мы хоть что-то получим, а это лучше чем ничего.

– Да подавитесь же вы все! Вам нужна икона, получайте! – женщина рванулась к шкафу, распахнула её и достала обёрнутый сукном и перевязанный верёвкой свёрток.

Когда Верка бросила свёрток на постель, толстяк рванулся к кровати, сунул за пояс наган и руками разорвал бечевку. Он не успел увидеть икону, потому что как только он попытался сорвать с иконы сукно, в руках Верки словно по волшебству сверкнула сталь. Грохнул выстрел, затем второй…

Первая пуля угодила долговязому в грудь, вторая же попала прямо в лоб. Следующий выстрел предназначался толстяку, но тот, несмотря на видимую неуклюжесть, проявил чудеса проворства. Он прикрылся иконой, Верка замешкалась, и очередная пуля, просвистев у самого виска толстяка, угодила в стену. Верка шагнула вперёд, но толстяк уже выхватил наган и тоже начал стрельбу. Взвывший от страха Карась забился в угол и орал что есть мочи. Толстяк навёл наган на Верку и в очередной раз нажал на спусковой крючок. Он наверняка бы попал, но в самый последний момент Савелий, излучавший на протяжении всего вечера чудеса невозмутимости, рванулся вперёд и толкнул толстяка плечом. Когда грохнул следующий выстрел, забившийся в уголке Карась завизжал и начал биться в судорогах. Толстяк упал, зацепившись ногой за кровать. Воспользовавшись тем, что толстяк упал, Верка бросилась к нему и в упор расстреляла в бандита все оставшиеся в её пистолете патроны.

О том, что их ищут воры, Верке поведал заведующий производством местной мебельной фабрики «Берёзка» Сима Гольдберг. Именно этот человек, этот пухлощёкий носастый старикашка, с которым Верка частенько проводила время и от которого получала стабильный доход, помог женщине найти снятое ею накануне ограбления жилище. Так как Верка ублажала Гольдберга не только физически, но и морально, старый еврей испытывал к женщине самую искреннюю симпатию. Гольдберг регулярно жаловался Верке на свою сварливую жёнушку, которая не давала бедолаге покоя, пилила его за всякую ерунду и всё время требовала денег. Несмотря на то что Верка удовлетворяла естество похотливого старикана по полной, Гольдберг частенько называл Верку доченькой, временами же, уткнувшись лицом, рыдал у неё на груди как малый капризный ребёнок.

После того как они сделали дело и завладели иконой, Верка решила, несмотря на то что обещала Савелию завязать, срубить напоследок деньжат. Как ни парадоксально, именно это их и спасло. Заявившись к Гольдбергу и выслушав очередную тираду о том, как ему достаётся от жены, Верка узнала неприятную для себя новость. Совершенно случайно она услышала от старого еврея, что воров, ограбивших Псково-Печорский монастырь,