Дорога соли - Джейн Джонсон

— А кто это — Хабиба?

Интересно, мне показалось или он на самом деле несколько замялся?

— Да так… одна родственница, — ответил он наконец. — Наша с Азазом. Лаллава когда-то жила в ее семье.

Мы вернулись обратно в селение, покинутое жителями, проехали мимо административных зданий, разрисованных подрывными граффити, пересекли площадь и встали в тени стены, также покрытой яркими рисунками, только теперь это были персонажи диснеевских мультфильмов, знаменитые футболисты и изящная вязь арабских букв.

— Хабиба здесь преподает, — пояснил Таиб, когда мы снова выбрались на воздух.

Дневное солнце било нам в затылки, словно молотком, и несколько запоздало мне пришло в голову, что я уже несколько часов ничего не ела, а главное, не пила. Таиб подошел и молча, не спрашивая разрешения, обнял меня за талию, как бы желая помочь мне идти с больной ногой. Я разинула было рот, чтобы протестовать, но передумала. Ведь он делал это из добрых побуждений, да и тень на школьном дворе манила своей прохладой. Но сознание его физической близости смущало меня. Наши бедра тесно соприкасались, я ощущала его крепкие руки и крутые плечи, а также жар тела под хлопчатобумажной рубашкой.

Азаз перегнал нас и первым подошел к двери в школу — небольшое сборное здание с крыльцом, к которому вели несколько шатких деревянных ступенек. Он исчез в темноте коридора, и через мгновение я услышала уже привычное для меня стаккато — отрывистую берберскую речь, сопровождаемую громкими восклицаниями и смехом. Таиб помог мне взойти по ступенькам и ввел в гостеприимную сень коридора.

Несмотря на довольно позднее время, в единственном помещении теснилось не менее тридцати, а то и все сорок детей самого разного возраста. При виде иностранной туристки, к тому же подпрыгивающей при каждом шаге, все они как один отчаянно заулыбались, сверкая в полумраке комнаты поразительно белыми зубами. Самые маленькие глазели на меня не отрываясь, с откровенным восхищением, не вынимая пальцев изо рта. Другие выкрикивали что-то совершенно непонятное и без остановки смеялись. Наконец их учитель, сухощавый человек с большими серьезными глазами, в коричневом пыльном халате, похожий на нищенствующего монаха, знаком заставил их замолчать и успокоиться. Те подчинились, и в классе установился некоторый порядок. Потом он повернулся к Таибу с Азазом, и все трое затеяли жаркую оживленную дискуссию.

Я осмотрелась. Когда глаза привыкли к свету, мне показалось, что все детишки в классе были совсем разные. В Тафрауте, всего в двух часах езды на машине, они выглядели более или менее одинаково: кожа цвета кофе с молоком и блестящие черные волосы. Здесь же были представлены самые разные оттенки, кроме разве что самых светлых европейских тонов. Глазки одной девочки напоминали ягоды терновника. В своем светлом платочке, с бусинками-сережками в ушах, она выглядела такой же хорошенькой, как арабская принцесса. Кожа малышки была совсем светлой, прямо как у меня зимой. Зато ее соседка оказалась черной, как эбеновая древесина, с круглой, как шар, головкой, жесткие волосы заплетены в какие-то очень сложные и тугие косички. Рядом с ней стоял совсем еще маленький мальчик, наверное лет шести, почти вполовину моложе ее и ниже ростом, с острыми скулами и тонкими чертами лица, столь характерными для местных берберов. За ним пристроилось совсем миниатюрное создание, прямо эльф неопределенного пола. Он непрерывно вертел наголо обритой головой, только из темечка росла единственная длинная косичка. Двое мальчишек щеголяли в обвисших футболках явно с чужого плеча, но почти все остальные были одеты в традиционные халаты бледно-голубого и горчичного цвета.

Класс был безупречно чист, и слава богу, потому что во время урока все — учитель и дети — сидели на полу. На стенах были развешаны поделки школьников, все те же рисунки с примитивно изображенными домиками, солнышками, у которых рот до ушей, человечками с торчащими палочками рук и ног. В общем, такое можно найти в любой школе, расположенной в какой угодно части света. Между ними размещались образцы вышивки и маленькие коврики, сплетенные вручную, с тем же геометрическим узором, какой я видела на выгоревших до неразличимости коврах на рынке в Тафрауте.

Вдруг кто-то дернул меня за рукав. Я посмотрела вниз и увидела маленькую девчушку, которая улыбалась мне щербатым ртом.

— Садитесь, мадам! — настойчиво прощебетала она по-французски и потащила меня к подушечке, специально лежащей на полу в передней части класса.

Я неуклюже устроилась на ней, и сразу же детишки окружили меня, как саранча. Они хихикали, что-то лопотали, требовали моего внимания. Они решили, что, опустившись на уровень их глазенок, я выдала им особую лицензию и теперь со мной можно было обращаться как с ровней.

Одна из них так и шлепнулась мне на колени, принялась разглядывать огромными черными глазами и прощебетала:

— Bonjour!

— Bonjour, — неуверенно ответила я.

Не помню, когда я в последний раз прикасалась к ребенку, не говоря уже о том, чтобы он с веселой и счастливой уверенностью падал мне на колени.

— Как тебя зовут? — Лучшего способа поддержать разговор я не нашла.

— Смотри! — потребовала она на французском и сунула мне под нос свою тетрадку.

На странице шариковой ручкой огромными неровными линиями было выведено пять незамысловатых значков: маленькое колечко, вертикальная линия, большой кружок с точкой посередине, потом маленький и снова большой, разделенный пополам вертикальной линией.

— Мое имя! — торжествующе заявила девчушка. — Хасна.

Вздрогнув от неожиданности, я испуганно посмотрела на Таиба и спросила:

— Она написала свое имя? На тифинаге?

Он с гордостью усмехнулся.

— Да, Хабибы сейчас нет. Вместо нее урок ведет Абделькадер, который подменил ее сегодня. Нам здорово, просто невероятно повезло, ведь он один из активистов в изучении берберского. Слушайте, давайте покажем ему амулет!

Тут, когда дошло до дела, я вдруг подумала, что мне что-то не очень хочется раскрывать перед всеми тайны своего амулета. Вдруг эти знаки в нем — всего лишь имя, написанное каким-нибудь давно умершим человеком, которое для ныне живущих людей, а уж тем более для меня, ничего не значит? Или же это какое-нибудь древнее заклятие, как того опасалась бабушка Таиба? У меня забилось сердце, все сильнее и сильнее. Но, видя глаза, устремленные на меня со всех сторон, вопрошающие, ждущие моего ответа, я поняла, что специально за этим сюда и приехала, проделала столь долгий путь. Отказываться было нелепо, просто неприлично. Я вынула из сумочки амулет и протянула Таибу. Тот взял его, осторожно сдвинул в сторону выступ посередине, потряс, и бумажная трубочка выпала ему на ладонь. Абделькадер расправил ее, посмотрел, и вертикальная морщина меж его бровей сделалась еще резче и глубже.

В классной комнате воцарилась непривычная тишина, словно все, даже дети, поняли, что сейчас происходит нечто важное. Если они будут вести себя очень тихо, то прямо на их глазах свершится какое-то волшебство. Никто не шевелился, все затаили дыхание и ждали.