Уничтожить - Мишель Уэльбек

раз гораздо длиннее, не меньше пятидесяти строк, и заканчивался он двумя числами; очевидно, этот язык не располагал специфическими символами для цифр. Следом возникла карта, или, скорее, план города, явно скачанный из Google Maps. Названия улиц звучали на скандинавский манер, так что это вполне мог быть и датский язык. Штаб-квартира компании Cryos International, подвергшаяся нападению, находилась между Вестер-Алле и Нёрре-Алле, посередине небольшой улицы Вестербро-Торв.

Он оставил Мартену-Рено сообщение на мобильнике, затем, после минутного колебания, позвонил Дутремону. Тот сидел у себя в офисе, и его немедленно с ним соединили. Он казался ужасно удрученным, и когда Поль произнес слово “Дания”, что-то промямлил, но потом все-таки ответил. Поль был госслужащим, как и он сам, а за исключением случаев безусловной военной тайны, госслужащие обязаны оказывать друг другу помощь и содействие, вроде как супруги, по крайней мере, таково было его представление о госслужбе.

– Я не нарушаю конфиденциальности, обращаясь к вам с таким вопросом? – забеспокоился Поль.

– Конфиденциальность мы бы нарушили, будь у нас хоть что-то, но на данный момент мы в тупике, как, впрочем, и раньше. Ясно пока одно: террористы – профессионалы своего дела, они использовали смесь напалма и белого фосфора, а это боевые вещества. Тот факт, что ночные охранники успели вовремя скрыться и обошлось без жертв, – почти чудо.

– Но на этот раз Франция вообще ни при чем?

– По-видимому, нет, но есть одна странная деталь. Полагаю, вы заметили два числа в конце сообщения. Первое, 1039, соответствует номеру досье одной их французской клиентки; второе, 5261, – номер досье французского донора, и именно сперму номера 5261, если можно так выразиться, использовали для оплодотворения номера 1039. Датские коллеги предоставили нам контактные данные наших соотечественников: это студент бизнес-школы и обычная лесбиянка, она уже пять лет живет с подругой. Они никогда не встречались, на учете нигде не состоят, в картотеке полиции не значатся – одним словом, полный бред. Но это дело с самого начала, похоже, полный бред. После нападения на китайские контейнеровозы мы были склонны подозревать ультралевую группировку – скажем так, это первое, что приходило в голову, но банк спермы, хотя это тоже капиталистическое предприятие, все же не является традиционной мишенью ультралевых; я бы скорее подозревал католиков-фундаменталистов. На некоторых из них у нас заведены дела, но католики-фундаменталисты никогда не славились мастерским владением хакерскими инструментами в сети; в этом деле они ультралевых не перегнали, а то и не догнали.

Машинально поблагодарив его за звонок, Дутремон повесил трубку; он явно был обескуражен. Странным все же делом занимаются эти люди, да и отец им занимался задолго до них, подумал Поль. По инерции он проверил: 1039 и 5261 оказались, разумеется, простыми числами. Мартен-Рено вскоре перезвонил ему. Он чуть было не заговорил с ним о простых числах, но в последний момент удержался – по большому счету людям лучше говорить то, что они так или иначе готовы услышать, поэтому он ограничился общими рассуждениями о ГУВБ и сложности их работы. Вообще-то, ответил Мартен-Рено, его сотруднику сейчас не позавидуешь. Он сам в своей профессиональной жизни пережил когда-то такой момент полного столбняка, а у Дутремона это впервые.

– Это, знаете ли, оставляет неизгладимый след, такое не забудешь, – прибавил Мартен-Рено. – Ваш отец тоже через это прошел. Незаурядный человек был ваш отец, знаете ли.

Его чувства и восхищение, очевидно, вполне искренние, но все же он сказал “был”, невольно отметил Поль. Мартен-Рено обрадовался, что Эдуар вышел из комы и его перевели в специализированное отделение; они определенно знали друг друга гораздо лучше, чем он понял из его слов в прошлый раз. Некоторые коллеги отца иногда заезжали к нему в Сен-Жозеф уже после его выхода на пенсию, они уединялись в кабинете, и темы их разговоров касались военной тайны, во всяком случае, так он считал тогда. Он не помнил, чтобы там бывал Мартен-Рено, впрочем, он и отца в последние годы видел нечасто.

Прежде чем попрощаться, Поль сказал ему, что он может в любое время приехать в Божоле, если решит навестить Эдуара. Отец его наверняка узнает, он совершенно точно узнаёт посетителей. Ему вдруг захотелось обратиться к Мартену-Рено по имени, но он забыл его, если вообще знал когда-либо, Жиль, что ли? С виду типичный Жиль.

Несмотря на его любезность, Поль никогда не чувствовал себя с ним по-настоящему непринужденно и только сейчас наконец расслабился, спасибо каналу “Животные”. На этот раз речь шла о крысах. Крысы – социальные животные, живущие колониями; в каждой колонии есть лидер, он регулирует дележку пищи, выступает арбитром в конфликтах, уводит колонию на новые территории. Принято выделять три вида, отношения между ними устанавливаются следующим образом: черную крысу (rattus rattus), зашедшую на территорию колонии пасюков (rattus norvegicus), атакуют и прогоняют. А вот когда пасюк более крупных габаритов попадает на территорию колонии черных крыс, ему угрожают, но он редко подвергается нападению; ну и ни одна крыса не проявит враждебности к домовой мыши (mus musculus).

В конце концов ему надоели крысы, и он переключился на “Охоту и рыбалку”, но вскоре вырубил звук и позвонил Сесиль, она ответила почти мгновенно. Все в порядке, сказала она, и даже есть одна отличная новость: отец уже может моргать, и, соответственно, с ним теперь можно общаться. Они выбрали самый простой коммуникативный код, который чаще всего используется с пациентами в таком состоянии: ему надо задавать вопросы, предполагающие ответ “да” или “нет”. Если “да”, он моргал, если “нет”, никак не реагировал.

– Удивительно, – заметила она, – насколько содержательный разговор можно вести, ограничиваясь только “да” и “нет”.

Глотательные функции возвращались быстро, логопед была довольна, она считала, что через пару недель отец будет нормально есть, и Сесиль с нетерпением ждала, когда наконец сможет ему готовить нормальную еду. Теперь они виделись с Мадлен реже, она проводила всю неделю в Бельвиле, она там и правда поселилась, с медсестрами проблем не возникало, то есть она в основном имела дело с Мариз – “Помнишь Мариз, ну, ту негритяночку”, – прибавила она. Да, он помнил. Орельен еще не вернулся, ему сложно высвободить время, но он считает, что скоро ему станет легче: он попросил перевести его куда-нибудь поближе, чтобы он мог приезжать на подольше, не только на уикенд.

– А ты, – спросила Сесиль, – когда ты сможешь приехать? Я все понимаю, тебе сейчас не до того, у тебя выборы.

Даже Сесиль принимала во внимание выборы, отметил он с некоторым удивлением, эта кампания медиатическим катком подминает все на своем пути.

– Это ненадолго, – сказал он наконец, – скоро начнется самое пекло, и мне не придется так плотно в этом участвовать.

В тот самый момент, когда он произносил эти слова, ему стало ясно, что так