Чилийский поэт - Алехандро Самбра

в окно отъезжающий фургон, Карла ворвалась в комнатенку, и зрелище пустых полок показалось ей мрачным и душераздирающим. Она уставилась на белые места на стенах и смущенно подумала о том, что исчезнувшие книги защищали краску, а теперь стены выглядят обнаженными и ранимыми. Карла погладила обеими руками следы бывшей библиотеки и мысленно сравнила неровные линии, идущие вверх и вниз, повторяя формат книг, с бесполезными горизонтальными лестницами.

Висенте, сидя на матрасе, размышлял о том, что если он потрет веки сильнее, чем обычно, и тем самым увеличит радужный завораживающий электрический хаос перед глазами, то, когда он снова их откроет, все книги появятся на своих местах. Он тут же устыдился этой мысли, слишком детской даже для двенадцатилетнего мальчугана, и все же поступил еще более по-детски: вышел из комнаты с закрытыми глазами, ощупывая пространство, как слепой. Не сумев заснуть, он вернулся в комнатенку посреди ночи и лег на матрас. Там в четыре утра Карла и нашла его. Она попыталась взять Висенте на руки, но не смогла поднять, поэтому разбудила и повела к своей кровати – ковыляющего, как со сломанной ногой. Ее кровать теперь принадлежала только ей одной. Висенте проснулся в полдень со смутным впечатлением, что мать как-то извлекла его из той комнатки.

В последующие дни Висенте время от времени навещал крошечное помещение, пока не собираясь превратить его в свое. Иногда он валялся на матрасе, ни о чем не думая, а иногда вспоминал Гонсало, не то чтобы соскучившись по нему, но в состоянии какого-то грустного оцепенения. Он считал, что его отчиму, или бывшему отчиму, не следовало забирать с собой книги, хотя они и были его собственностью. Конечно, они появились вместе с ним и так же исчезли, однако Висенте все же полагал, что Гонсало поступил несправедливо. Нельзя сказать, что мальчик особенно ценил книги, принадлежавшие именно Гонсало, хотя иногда, когда отчим работал, он заходил в комнатку, разглядывал полки и собирался когда-нибудь все это прочесть. Намерение было смутным, вероятно, вызванным гораздо более четким ощущением, что библиотека всегда будет находиться здесь, как и сам Гонсало.

Однажды субботним утром, когда Висенте играл в футбол на многофункциональной спортивной площадке в десяти кварталах от своего дома, он подумал: чтобы завладеть маленькой комнатой, первым делом надо избавиться от книжных полок. Продолжая играть, Висенте разволновался и, сославшись на головную боль, извинился и помчался домой так быстро, как не смог бы бежать ни один подросток, страдающий мигренью. Поддеть сучковатые сосновые доски, скрепленные скобами, не казалось делом таким уж трудным, и превратившийся вдруг в деловитого столяра Висенте аккуратно открутил пару полок и потом замазал дырки в стенах разноцветным пластилином в попытке придать помещению красивый вид. Однако выглядело это ужасно, и потому пришлось снова прикрепить полки к стенам, а эта работа оказалась значительно труднее и заняла половину субботы и все воскресенье.

В санузле была коробка, в которой Висенте обнаружил старый пылесос, острые ветки пластиковой рождественской елки и несколько забытых игрушек, в том числе детский автодром, давно подаренный ему бабушкой и дедушкой по материнской линии. Он решил собрать его, но не для игры, а чтобы комната не выглядела слишком пустой. Среди деталей автодрома оказались книжки, припрятанные Гонсало. Висенте сначала полистал сборник Эмили Дикинсон, но мало что понял, а затем прочел несколько стихов из книги Гонсало Мильяна, которые его тоже озадачили, хотя и рассмешили, поскольку одно из них называлось «Блаааммм!» (рассмешило название, а не содержание). Он поставил обе книги рядом на одну полку, где они казались единственными выжившими в катастрофе. Висенте собрал автодром на матрасе и хотел поиграть, но не нашел батареек.

На несколько месяцев мальчик забыл о комнатке, об игрушке и о той паре дешево изданных книг, но однажды утром проснулся с мыслью о создании спортзала для кошек, вообразив Оскуридад и стаю благодарных бездомных котов, поселившихся в комнатенке. Хорошо бы переоборудовать ее в кошачье убежище или даже в спа-салон – с неограниченным количеством корма и десятками светящихся шариков, мотков шерсти, настенных когтеточек, шуршащих мышей, мешочков с кошачьей мятой и несколькими подушками для гостей, предпочитающих дрыхнуть целыми днями, а ведь таких, наверное, большинство. Висенте решил: вместо того чтобы убрать полки, он сможет расположить их по стене в виде зигзагообразной детской горки. И придумал замысловатую схему, которую с гордостью назвал «извилистым спуском». К сожалению, как раз в это время произошла трагическая кончина Оскуридад, которая погибла не от осложнений в полости рта, а была сбита средь бела дня патрульной машиной карабинеров. Поскольку мальчик на протяжении почти трех лет опасался, что его кошка умрет в любой момент, он был более-менее готов к этому. Висенте сам похоронил ее в саду между кустом розы и бирючиной и прочитал ей «Отче наш» (поскольку он не был верующим и не знал текста наизусть, ему пришлось искать его в «Гугле»).

Скорбь была долгой и мучительной: за очень короткое время для Висенте вдруг все изменилось, поэтому, хотя он не мог четко сформулировать причину, но невольно связал гибель Оскуридад с отсутствием Гонсало. Кошка крайне редко посещала маленькую комнату, и все же Висенте ассоциировал это помещение с исчезновением животного и, соответственно, со смертью.

Игрушечный автодром оставался на матрасе. Висенте купил батарейки, но почувствовал себя дураком, заставляя красную машинку конкурировать с желтой, ведь он даже не мог отождествить себя ни с одной из них. Пытался играть во вторник, а уже в среду разобрал игрушку и установил на письменном столе телевизор, который перетащил из своей комнаты. Хотя подключение к кабельному телевидению или к обычной антенне отсутствовало, аппарат смог принимать почти все общедоступные телеканалы. Мальчик начал смотреть чилийские «мыльные оперы», которые были ему в новинку, и тут же решил, что постарается не пропускать отдельные серии, но уже в четверг ему это до смерти наскучило, и он отнес телевизор обратно в спальню. Засыпая той ночью, он думал, что ему больше никогда не захочется входить в комнатенку, однако утром вернулся и опять наткнулся на те два сборника стихов на полке, снова пролистал их и отложил в сторону. Правда, на этот раз книги показались ему не столь одинокими, и он не знал, положить ли их вместе горизонтально или поставить вертикально по разным углам. В конце концов, Висенте предпочел опереть их друг о друга в середине полки, в форме треугольника, напоминающего шалаш, способный вместить несколько сотен муравьев. В субботу он перенес все книги из своей комнаты в каморку, а также разместил там