Дом на глухой окраине - Ксения Комал

— Не верь родителям, — сказала Вика с такой убежденностью, что стало ясно, что говорит она не для Кристины.

Вскоре вернулась Зоя Семеновна — с бутылкой прохладного кваса и вязаным кошельком. Полученные деньги она тут же аккуратно рассортировала по разным отделениям, после чего бумажник исчез в складках ее ситцевого платья.

— Ну так что? — напомнила Вика. — Приходил к вам этот мужчина?

— Да говорю же — его не видала.

Вика с осуждением покосилась на Кристину, но ругать за бесполезные траты не стала.

— Уверены?

— Я кристально ясно помню каждого клиента, — в досаде сказала старушка. — То, что мне девяносто девять, не значит, что я в маразме.

— Сколько? — охнула Вика.

— Девяносто девять, — с достоинством повторила Зоя Семеновна. — Ты, может, тоже доживешь.

— Да не, это вряд ли. Ладно, спасибо за квас.

— А чего же вряд ли? И матушка была б жива, если б они ее не прибрали, и дед твой еще должен был кадриль отплясывать.

Вика, которая уже развернулась, чтобы уйти, обреченно подняла глаза к небу, досчитала про себя до пяти и с тоской посмотрела на Зою Семеновну.

— Кто прибрал? И почему кадриль?

— От кого пряталась, тот, видно, и прибрал. Деду твоему тоже надо было.

— Прятаться? Он и так затворником жил.

— Так и протянул, сколько мог.

— Ну все. — Вика встряхнула головой, надеясь избавиться от дурацкого полутрансового ощущения, и твердым голосом сказала: — Мой дед дожил до глубокой старости, куда уж дольше… А мама ни от кого не пряталась, иначе не забеременела бы как минимум. Кристина, больше не знакомь меня со своими друзьями.

Она приобняла девочку за плечи и повела ее к выходу, но старушка так просто не сдалась.

— Я не сказала, что она пряталась от кого-то другого, — крикнула она им вслед, и в этот раз Вика не стала ничего спрашивать.

— Странно, она всегда нормальная была, — с удивлением заметила Кристина, когда они покинули чужую территорию.

— Девяносто девять лет человеку, что ты хочешь…

— Ты кому рассказываешь, я этих старпе… пенсионеров вижу чаще, чем друзей. Говорю, она вменяемая.

— Ну тогда переведи с ее на человеческий, — начала злиться Вика.

Кристина замялась и замолчала, своим смущением вызвав у нее торжествующую улыбку.

— Вот видишь, не можешь!

— По-моему, Зоя Семеновна имела в виду, что твоя мама пила, заглушая какие-то свои внутренние голоса, — не очень уверенно сказала девочка. — А про деда я тоже не поняла: по ходу он мог прожить еще больше…

— Если бы что? Не отплясывал кадриль? — Вика говорила резко, хотя прекрасно понимала, что направляет агрессию не туда. — С моей семьей все в порядке!

— Конечно, — поддакнула Кристина и отвела взгляд так быстро, что захотелось отвесить ей подзатыльник.

— На свою бы лучше посмотрела, — чуть тише буркнула Вика и надолго замолчала.

Настроение, приподнявшееся было после примирения с Ильей, стремительно портилось, прекрасный солнечный день уже не радовал, хотелось забиться в темный угол и просто закрыть глаза, отгородившись от мира.

С Кристиной она попрощалась в глухом переулке, возле уличного колодца, и, когда девочка с бутылкой кваса под мышкой скрылась из виду, тяжело опустилась на низкую узкую скамейку, предназначенную для ведер. Тело казалось ватным, шевелиться было тяжело, думать — тоже. Вика уставилась в землю, покрытую мелкой, истоптанной травкой, и неожиданно заинтересовалась торопливыми черными муравьями, вышагивавшими друг за другом стройной цепочкой. Знает ли муравей своих ближайших родственников? Чувствует ли к ним что-нибудь? Передаются ли ему их особенности?

Она развернулась, откинула в сторону крышку колодца и, опершись локтями на его край, посмотрела на матовую, тусклую воду. Снизу удушливо пахло сыростью и гнилью, веяло даже не прохладой, а скорее холодом. Ей вдруг захотелось пить; поискав глазами, она обнаружила металлическую кружку на цепочке. Кружка с тихим бульканьем ухнула в колодец, Вика поднялась, наклонилась и в последний момент в отражении воды успела увидеть чей-то силуэт на фоне светлого неба.

Она вцепилась в потрескавшееся дерево колодца, удивляясь, почему вообще обращает внимание на состояние бревен, и почувствовала, как левая нога взлетает вверх под чужим резким усилием. Правая пропахала землю, пытаясь удержать равновесие всего тела, но было поздно: Вика рухнула в колодец вниз головой.

Темная вода обожгла холодом, затекла в уши и нос. Вика задержала дыхание, пытаясь определить, в какой стороне поверхность воды, но волны, вызванные ее падением, бились о внутренние стенки колодца и создавали полнейшую неразбериху. Она открыла глаза, надеясь увидеть хоть что-то, однако кругом были лишь непроглядная тьма и множество мелких пузырьков воздуха, которые Вика скорее чувствовала кожей, нежели могла разглядеть.

Она судорожно сжала челюсти, чтобы случайно не вдохнуть, и ощутила, как проваливается все глубже и глубже, паря в спокойной, уютной невесомости.

— Вика, давай к нам! — Максим широко улыбался и призывно махал рукой откуда-то из тугой, плотной пелены, обвившей все его тело. Маленькая Вика отрицательно помотала головой и для верности добавила:

— Вы идите, а я потом.

— Когда?

— После обеда, — сказала Вика и почувствовала, что что-то не так. — Я у дедушки спрошу.

— Он тебя отпустит!

— Нет, не отпустит, — уперлась она. — Иначе уже давно отпустил бы.

Пелена вокруг Максима стала рассеиваться, она различила его судорожно искривленные пальцы и слишком желтую, какую-то неестественную кожу вокруг глаз.

— Ну и сиди с ним! — обиделся мальчик.

— Вот и буду!

— А мне с кем играть?

Вика на мгновение задумалась и остро посочувствовала мальчику.

— Я зайду за тобой, когда смогу, — пообещала она. — Но не сейчас, у меня есть еще дело.

— Какое?

— Не знаю, — удивилась Вика. — Я не знаю, что мне делать…

— Держись за кружку!

— Что? Что?..

Максим стал рассеиваться, будто утренний туман. Сначала исчезли ноги, затем скрюченные пальцы, а когда его глаз уже не было видно, негромкий голос все еще доносился откуда-то издалека, зыбким эхом повторяя про кружку.

— Какая кружка? — изо всех сил крикнула Вика и резко закашлялась, задыхаясь.