Батальон прорыва - Сергей Нуртазин

– Рассредоточиться по воронке! Фаусты мне!

Когда ему подали фаустпатрон, последовала следующая команда:

– Прикройте меня! Огонь по амбразуре!

Штурмовики открыли дружный огонь из автоматов. Скоморохов прицелился, крикнул: «Берегись!» – выстрелил. Когда дым и пыль рассеялись, стало понятно, что граната ударила чуть выше амбразуры, вырвав из тела дота кусок бетона. Андрей досадливо сплюнул. Немецкий пулемет застрочил снова. Скоморохов укрылся за «бруствером», громко приказал:

– Огонь! Не давайте ему стрелять!

Автоматные очереди вновь потянулись к амбразуре. Улучив момент, Скоморохов взял второй фаустпатрон, положил ствол на правое плечо. Это была вторая попытка. Вторая и последняя. Третьего фаустпатрона у него не было, а значит, сейчас все зависело от его опыта, меткости и хлоднокровия. Он выдохнул, неторопливо совместил отверстие в прицельной планке с выемкой на верхней части боеголовки и амбразурой, нажал на спусковой рычаг. Мощный взрыв возвестил о том, что граната влетела в амбразуру. Андрей отбросил ствол фаустпатрона, схватил автомат, скомандовал:

– За мной!

Штурмовики бросились за командиром. Команды следовали одна за другой:

– Орехов, быстро к амбразуре! Бурмистров, прикрываешь! Саперы, заряд!

Штурмовики действовали быстро и четко, знали, от их действий зависит не только их жизнь, но и жизнь товарищей. Саперы сноровисто заложили взрывчатку. По команде группа вернулась к воронке. Не прошло и минуты, как взрыв вынес противоштурмовую решетку и железные двери дота. Штурмовики снова кинулись к входу. На этот раз огня из амбразуры не последовало, но за сорванной дверью, в двух метрах от входа, их ждала еще одна амбразура, за которой притаился автоматчик. Опыт спас группу от потерь. Забегать с ходу не стали. Один из бойцов осторожно выглянул и тут же отпрянул. Очередь из немецкого автомата взрыхлила стену окопа напротив входа. Боец, не высовываясь, стал стрелять наугад. Скоморохов перекатился на другую сторону и тоже открыл огонь. Один из саперов изловчился, кинул гранату в амбразуру. Немец затих. Путь во чрево дота был открыт, но впереди их ждал еще один «сюрприз» немцев. Один из бойцов первым нырнул в низкий дверной проем и ступил на площадку шириной полтора на полтора метра. Неожиданно металлический пол ушел из-под его ног. Боец упал в трехметровую яму, на дне которой его встретили полуметровые штыри из заостренной арматуры. Лист железа крутнулся и снова встал на свое место. Скоморохов выругался, обернулся к бойцам:

– Доски! Быстрее!

Саперы и один из штурмовиков отделения бросились к воронке и вскоре принесли две двухметровые доски. Скоморохов указал на пол:

– Отжимайте!

Когда штурмовики отжали металлический лист, Андрей увидел бездыханное, проткнутое штырями тело. Один из штырей пробил бойцу голову. Было понятно, что ему уже не помочь, но они могли помочь другим бойцам роты, тем, которые лежали под огнем вражеских пулеметов.

– Кидайте доски, наискось, поверх пола!

Две доски легли рядом, образовав мостик от входа до лестницы, ведущей вниз. Опасаясь засады, штурмовики кинули на нижнюю площадку гранату. Дым от взрыва рассеивался медленно. Скоморохов втянул ноздрями воздух.

– А вентиляция здесь никудышная, – бросив взгляд на саперов, сказал: – Может, попробуем выкурить фрицев? Добавьте им дымка.

Спустя минуту вниз полетели дымовые гранаты, а следом за ними подожжённые ватники и снятые с убитых в траншее немцев шинели. Один из саперов предложил:

– Им бы еще вентиляцию перекрыть.

Скоморохов одобрительно кивнул.

– Раз ты такой смышленый, значит, займешься этим. Бери своих саперов, отыщите выходы вентиляционных колодцев, как найдёте, кидайте туда взрывчатку и дымовые гранаты. Устроим фрицам баньку.

Приказав двум бойцам оставаться на месте, у входа в дот, он увлек остальных за собой. Штурмовики выбрались из траншеи и оказались в непростреливаемом пространстве. Но и здесь их ждал «гостинец». Стоило двоим из штурмовиков подобраться к железобетонной стене, как из отверстия для сквозных гранатных труб вылетела граната. Взрывная волна отбросила их от стены. В это же время раздался взрыв со стороны одиночного бронеколпака. Пулеметных очередей с той стороны больше не слышалось. «Молодец Милованцев!» – успел подумать Скоморохов. Стреляя из автомата по смотровым щелям, он заскочил на крышу. Огонь со стороны позиций роты затих. Это был приказ Рукавицына. Теперь весь батальон ждал, удастся ли штурмовым группам уничтожить дот. Скоморохов, используя «мертвую зону» между амбразурами, забрался на бронеколпак дота, бросил гранату в отверстие для перископа. Едва он успел спрыгнуть с крыши, как раздался взрыв. Пулеметы в бронеколпаке замолчали навсегда. С криком «За мной!» Андрей снова взбежал на крышу дота. Теперь, когда огонь из бронеколпака дота уже не был помехой, за ним ринулись саперы и штурмовики. Вскоре начали взрываться заряды и дымовые гранаты в вентиляционных колодцах. Громкое «ура!» раздалось со стороны позиций роты, а от озера к доту подходила еще одна штурмовая группа. Вскоре гарнизон дота запросил о пощаде. Из его недр с поднятыми руками и белой тряпкой на черенке лопаты по лестнице поднялись одиннадцать солдат вермахта. Перепачканные сажей, пылью и кровью. Некоторые из них были в противогазах, остальные обмотали лица рубахами и майками. Скоморохов остановил возглавляющего их поджарого унтер-офицера, отвел в сторону от входа, спросил на немецком языке:

– В доте кто-нибудь еще есть?

Время от времени надрывно кашляя и утирая слезящиеся глаза, унтер-офицер рассказал, что в доте находились не только гарнизон, но и отступившие из траншеи солдаты. С его слов, они принадлежали «команде вознесения», иначе, части испытательного срока. В Красной армии таких бойцов называли штрафниками. Как оказалось, не все из них предпочли сдаться в плен. Унтер-офицер сообщил, что в доте остался командир дота и несколько солдат, из которых двое ранены. Когда он закончил говорить, Скоморохов задал еще один вопрос:

– Почему? Почему вы не сдались раньше и почему те, кто остался в доте, не хотят сделать этого сейчас?

Унтер-офицер устало вздохнул, утер грязной ладонью перепачканное сажей лицо.

– Мы опозорили свой народ и должны были биться до конца. К тому же, если бы мы попытались сдаться, нас расстреляли бы свои пулеметы. Кроме того, офицеры сказали, что русские варвары не щадят никого и не берут пленных.

– Понятно. Хорошая у вас пропаганда. – Скоморохов посмотрел на вход в дот, произнес по-русски: – Что ж, пойдем выкуривать остальных.

Когда дым в помещениях дота развеялся, группа пошла на последний штурм. Действовали, как обычно: впереди гранаты и автоматные очереди, следом сами. По лестнице спустились на площадку, затем снова по бетонной лестнице наверх, в тесную казарму с трехъярусными койками на пятнадцать человек. Проверили помещение для боеприпаса, затем бросились в каземат. Там-то и обнаружили оставшихся в живых шестерых защитников дота, но сопротивления они не оказали. Полуживые и ошалевшие от дыма и взрывов, они встретили штурмовиков с поднятыми руками. Здесь же лежал обер-лейтенант с простреленной головой. Взгляд Скоморохова упал на зажатый в ладони командира дота браунинг. Что ж, он выполнил свой долг до конца. Андрей перешагнул через распростертое на бетонном полу тело немецкого офицера, осторожно, цепляясь за железные скобы вертикальной лестницы, поднялся в бронеколпак. Картина была ужасающей; изуродованные взрывом тела немецких пулеметчиков, густо забрызганные кровяными сгустками металлические стены бронеколпака. С гарнизоном дота было покончено. Скоморохов неспешно выбрался из сооружения. Мимо бежали бойцы его роты, со стороны реки доносилось рычание танковых двигателей, это на помощь штурмовикам спешили тридцатьчетверки. Отдельный штурмовой стрелковый батальон снова шел в наступление.