Маятник судьбы - Екатерина Владимировна Глаголева

годятся для стрельбы! Что делать? Сзади столпились три полка шведской кавалерии, тоже искавшие переправу; командиры нетерпеливо кричали, поторапливая пушкарей. "Брюк! Брюк![38] Туда, туда поезжай!" — два казака махали руками, указывая еще дальше в сторону. Сюрмен, наконец, сообразил, что там должен быть мост.

Переправившись, к Шенефельду поскакали рысью. С вершины холма открывалась обширная равнина, накрытая, словно войлоком, пеленой густого дыма: линии, линии — где свои, где чужие? Навстречу шведским артиллеристам шли русские — черные от копоти, как негры, перевязанные окровавленными тряпками, державшиеся за сбрую таких же изнуренных лошадей…

Бернадот был уже здесь; он велел Сюрмену идти к Паунсдорфу, который собирался штурмовать фон Бюлов.

Беглый огонь французских стрелков не мог остановить пруссаков, шагавших плотными рядами под барабанный бой. Они все ускоряли шаг, опуская штыки, и, наконец, устремились в атаку. Пока. шла рукопашная, рота конной артиллерии, посланная Винцингероде, приблизилась к городку с тыла; французы оказались между пушками и штыками, но и артиллеристы попали меж двух огней — Паунсдорфом и главной линией. Когда подоспели шведы со своими орудиями, защитники Паунсдорфа уже сдавались; генерал фон Бюлов сказал Сюрмену, что его помощь не требуется, и тот принял это за упрек: в самом деле, почему шведы всегда появляются на поле боя последними?.. Двое русских солдат, соединив руки в замок, несли подполковника-артиллериста с оторванной по колено ногой; он обхватил их за шеи и стиснул зубы.

Было около четырех часов пополудни; Сюрмен знал, что в это время Наполеон обычно предпринимает решающий натиск, поэтому все же развернул свои пушки против Зеллерхаузена, лежавшего между Паунсдорфом и Лейпцигом. Прусская пехота строилась в колонны; холм впереди нее заняли казаки, готовясь к атаке; на противоположной высоте синели ментики саксонских гусар, за ними виднелись пехотные каре.

— Load with rockets! — раздалась вдруг громкая команда.

Сюрмен узнал голос капитана Бойна, прибывшего вместе с лордом Стюартом. Командиры орудийных расчетов повторили команду по-русски: "Ракетами заряжай!" "Заряжай! Заряжай! Готов! Готов!" — пробежало по цепочке.

— Battery — fire![39]

Ракеты с воем вырвались из стволов, подобно кометам с хвостом из искр и дыма; несколько штук взорвались посреди пехотных каре, вызвав смятение: люди катались по земле, пытаясь сбить огонь. "Ура-а!" — казаки россыпью мчались с холма навстречу лавине саксонских гусар. "Не стрелять! Не стрелять!" — русский капитан скакал вдоль батареи, где некоторые орудия уже принялись заряжать картечью. Неприятельские конницы сближались друг с другом, но вот гусары проскочили в промежутки между казаками, развернулись и выстроились во вторую линию, даже не пытаясь нападать! Русские, шведы, пруссаки смотрели на это во все глаза, не понимая, что происходит. От Зеллерхаузена двигались несколько пехотных полков с развевающимися знаменами, но без всякого строя, офицеры махали платками над головой. К ним поскакали русские офицеры. "Ура!" — прокатилось по рядам. Они сдаются!

Но это было еще не самое удивительное: саксонцы развернули свои батареи и осыпали теперь ядрами и картечью французов, которые должны были поддержать их атаку! Сюрмен ошеломленно смотрел, как в стройных рядах наступавшей дивизии пробивали кровавые бреши. Смятение, французы бегут — нет, опомнились, строятся, готовятся обороняться! Сердце стиснул незримый кулак, слезы сами полились из глаз: это французы! Вот они — люди, покорившие Европу: храбрые, стойкие, верные, готовые к любым испытаниям! Но вместе с тем бесстрастный голос логики нашептывал генералу: нужно воспользоваться замешательством, усилить натиск, занять Рейдниц, от которого до Лейпцига рукой подать! Неужели Бернадот этого не видит? Его же наверняка известили!

Со стороны Шенефельда послышался мощнейший взрыв, земля содрогнулась под ногами, пламя взметнулось к небесам — должно быть, французы взорвали все зарядные ящики, прежде чем уйти из этого поселка, который они обороняли с таким упорством. Шведские драгуны поскакали к Рейдницу (ну наконец-то!), но там их встретили кирасиры. Похоже, Наполеон уже успел перебросить туда гвардейскую кавалерию. Атака за атакой отпихивала шведский авангард все дальше от города, а когда разом заговорили два десятка пушек, Бернадот остановил наступление.

В Паунсдорфе догорали пожары; среди развалин домов, опрокинутых пушек, разбитых снарядных ящиков валялись изуродованные, обобранные трупы. Сюрмен вглядывался в мертвые лица — боже мой, совсем еще мальчики! Бедная Франция! Вслед за отцами она теряет и сыновей!

Шведские артиллеристы сидели вокруг большого костра, бросая в него разломанную мебель. Двое солдат крушили топорами клавесин, еще один проворно вскочил с большого вольтеровского кресла: вот, господин генерал, припасли для вас! Сюрмен почувствовал резь в желудке и вспомнил, что с прошлого вечера ничего не ел. Солдаты пекли в костре картофель, выкопанный в огородах; от разрезанного штыком клубня в черной ломкой корочке шел пар, приятно щекотавший ноздри. Генерал заставил себя проглотить обжигающую, рассыпчатую массу без соли, запил водкой из фляжки. Надо непременно накормить лошадей, но чем? Словно услышав его мысли, из темноты появились два казака, желавших продать мешок овса; Сюрмен дал им фридрихсдор. Пораженные его щедростью (целых пять рублей!), казаки отдали артиллеристам пронзенного пикой поросенка, вызвав возгласы радостного оживления. Через некоторое время они явились снова, с полными карманами орденских крестов, часов, золотых цепочек — не угодно ли его превосходительству приобрести что-нибудь на память? Скривившись от отвращения, Сюрмен прогнал их прочь.

***

— Поставьте мои палатки! — бодро приказал Наполеон.

Никто не ответил: "Слушаюсь!", никто не побежал отдавать распоряжения — в чем дело?

— Палатку мне! — снова потребовал император уже раздраженным тоном.

К нему подошел Коленкур. Палатки — с придворными экипажами, за Линденау, по ту сторону Эльстера, их будет трудно доставить сюда, зато неподалеку есть амбар… Генерал-квартирмейстер добавил, что можно перейти в предместье, он пометил дом… На всех лицах лежала печать смертельной усталости. Император уступил:

— Хорошо, где этот дом? Ведите меня туда.

Один адъютант Бертье уснул прямо над письмом, его не смогли добудиться и растолкали другого. Император продолжил диктовать: приказ о наведении трех мостов через Плейсе, инструкции Гувион-Сен-Сиру в Дрездене, Лемарруа в Магдебурге, Карра-Сен-Сиру в Бремене, комендантам крепостей на Одере и Висле, Сульту в Испании, Эжену в Италии, гневный выговор Жерому, бежавшему из Касселя от казаков, с требованием непременно отбить назад столицу Вестфалии, и записку Марии-Луизе с предписаниями, как себя держать… В это время длинные вереницы лошадей, впряженных в орудия, зарядные ящики, экипажи, фуры, повозки с ранеными, переправлялись по единственному мосту через Плейсе и, тотчас за ним, через Эльстер; следом шли пехотные полки и толпы пленных, которых гнали впереди себя кавалерийские эскадроны. Гвардейцам, охранявшим мосты, было приказано взорвать их, как только последний взвод окажется на другой стороне. Уже светало, когда Наполеон вызвал к себе Понятовского:

— Князь,