Бессменная вахта - Эрнст Омурзакович Басаров

позвонил мне сразу? Я только что из больницы, консилиум надо…

— Не кипи, Алеха, — применив выражение своего начальника, попытался остудить друга Конягин. — Консилиум был, работает бригада реаниматологов, все что надо — есть, в том числе и кровь, мы все надеемся на благополучный исход. Дома у него уже все знают. Представляю, конечно…

— Представляешь… Я тоже пытаюсь представить, но не могу. Сволочей-то как вы ищете? Вот гады, ну, скажи, гады… — Он достал сигареты, закурил. — Мне все же легче жить, Миша. Я все-таки всегда с хорошими людьми, хороших людей много. С дрянью редко встречаюсь. У вас все наоборот.

Он дымил, и Конягин пошире открыл окно. Сам он табаком не баловался, а по райотделу приказ имеется: в кабинетах не курить. Но Кныш — гость, что поделаешь? А гость покопался в своем портфеле, извлек тоненькую папку, подал Конягину.

— Подшивка, — сказал он. — Здесь я собрал материалы под рубрикой «Из кабинета следователя» и «Из зала суда». Вместе с Федором делали. Один — «Плесень» — опубликован позавчера. Сразу каюсь: заголовок «Плесень» — не здорово, зато по существу. Читал?

— Тоже, каюсь, не читал.

— Как говорил Остап Бендер, тех, кто не читает газеты, нужно убивать на месте. Морально. Но тебя я прощаю. Не хватало бы тебе о преступниках в газетах читать. Живых достаточно. Так? Но этот материал тебе прочитать нужно, и немедленно. У меня есть основание подозревать, что кто-то из этой самой «плесени» начал мстить.

— Ну, не может быть, — не очень, впрочем, уверенно сказал Конягин. — Статья есть статья. Это не обвинительное заключение. Сколько Федор обвинительных заключений написал за свою следственную практику!

— Это как посмотреть на дело. Иной газетный материал — обвинение не только для тех, кого вы посадили, привлекли, а суд осудил. И для тех других, кто в тени остался Помнишь наш материал «Стоит ли отодвигать скамьи?». Там про подростков, про взрослых подстрекателей, о родителях, о тех, кто прошляпил своих чад.

— Помню, помню, я по этому делу работал, сам задерживал убийц. «Шефом» его, кажется, величали. Еще там были Ратуш-паша, Алямс, Шестурян. Точно? С кастетами ходили.

— Так, правильно. После публикации редакция два мешка писем получила. Все в них было: и гнев, и презрение, и требование строже наказывать, лучше воспитывать. Это и есть общественный резонанс. А статья «Плесень» только что напечатана, писем мы еще в редакции не получали, но резонанс уже есть. Подлый резонанс, ты не смотри на меня так скептически. Прочитай сейчас, времени немного займет, потом поговорим.

Конягин взглянул на часы.

— Немного времени у меня есть, к прокурору иду к десяти. Уложимся.

— Читай вслух, — попросил Кныш.

Конягин налил в стакан воды, поставил перед собой и начал читать без особой, впрочем, охоты. Так, чтобы не обидеть друга.

«…В своем собственном двухэтажном доме, богато обставленном модной мебелью, увешанном и устланном коврами, Нина Досхоева на самом видном месте повесила портрет. Изображенный на нем моложавый мужчина был в форменном кителе с юридическими эмблемами в петлицах.

— Это мой Эдуард, — говорила Нина, многозначительно поднимая палец. — Мой супруг…

О себе она говорила по-разному. Где-нибудь на отдыхе, на Черноморском побережье, представлялась ответственным работником. В автобиографии писала, что ее отец был очень большим начальником. А в застолье доверительно сообщала друзьям, что происходит из старинного и знатного княжеского рода. Отсюда, мол, и генетический аристократизм и неистребимая приверженность ко всему богатому к красивому. Так она рекомендовала себя. Однако истина открылась в условиях, совершенно не соответствовавших привычкам и устремлениям Досхоевой».

Конягин отпил глоток воды и сказал:

— Я видел обвинительное заключение по этому делу, отложил, чтобы ознакомиться. Оно на двух страницах. Я обратил внимание.

— Ты читай, читай, — сказал Кныш, — потом поговорим. Конягин продолжал чтение.

«…Не так давно было закончено следствие, состоялся суд. Следователи Заводского РОВД на предварительном следствии и народный судья на судебном заседании проделали большую работу, чтобы с полной достоверностью установить, кто есть кто.

На скамье подсудимых находились сама «княжна» Досхоева Нина Валитовна — заведующая продовольственным магазином № 12 Заводского райпищеторга, продавцы этого магазина Огнев Семен Семенович и Федченко Василий Нилович, а также заведующая оргметодическим отделением научно-исследовательского института бытовой техники Савельева Лина Сергеевна».

В обвинительном заключении говорилось, что Досхоева по сговору с Савельевой, войдя в доверие к гражданке Филатьевой, познакомилась через нее с работниками горпивзавода Трофимовой и Новиковой. Пообещав оформить кооперативные квартиры и указав адреса таких квартир, они завладели принадлежащими Трофимовой 6000 рублей. От Новиковой они тоже получили 6000 рублей…

Это был основной трюк мошенниц. Причем они отыскивали таких, кто хотел получить квартиру немедленно, без хлопот и очереди, в обход существующих правил. Такие люди, к сожалению, находились. Трудно назвать их простачками и простофилями. Многие из них отдавали деньги, хорошо зная, что идут на противозаконные действия. Но надеялись обойти закон.

Лина Савельева прибывала к месту «обработки» очередной жертвы всегда эффектно. Сама сидела за рулем новенькой автомашины, ее представляли то каким-либо ответственным работником, то вообще влиятельной женщиной, умеющей «делать» квартиры. Но квартиры и что-либо другое ни Досхоева, ни Савельева «делать» не могли. Они «делали» деньги. Любыми путями.

В мае прошлого года Лина Сергеевна Савельева познакомилась с приехавшим в отпуск из Узбекистана главным бухгалтером одного из совхозов Онгаровым. Лина быстро смекнула, что отпускник «при деньгах» и повела разговоры о красивой жизни, о машинах и драгоценностях.

Обработка проходила успешно. Через неделю отпускник съездил к себе домой и привез большую сумму денег. Лина хорошо продумала свои дальнейшие действия. На другой же день в магазине ювелирторга через свою знакомую она приобрела два перстня с бриллиантами и изумрудом. Эти кольца вместе с оставшейся суммой денег Савельева положила в портфель. Далее авантюра развивалась стремительно, как в настоящем детективе.

Своему новому знакомому Савельева объявила, что ее задержали работники милиции и изъяли «дипломат» с деньгами и ценностями. А ей чудом удалось бежать.

Убедившись, что деньги Савельева не вернет, Онгаров обратился в милицию.

— Остальное неважно, — сказал Конягин. Кое-что я знаю по этому делу, Федор рассказывал, очень много он тогда работал, переживал за каждый эпизод. Но, понимаешь ли, не видно связи. Знаешь, дельцы такого пошиба, как я знаю из практики, сами ножа боятся, к кулачной расправе не прибегают. Они, если и решатся на месть, то действуют исподтишка. Анонимка, поклеп, другая гадость. Нет, не вижу связи.

— Связь есть, — возразил Кныш. — Мне сегодня ночью, в три часа, звоночек был. В три часа, учти. «Берегись, — сказали, — писака. Одного убрали, тебя не помилуем. Это расчет за Лину и Ниночку…»