Летние истории - Миэко Каваками

Потом ненароком заглянула в телефон и обнаружила там непринятый звонок от Рёко Сэнгавы. Точно, мне же пришло от нее уже несколько сообщений, но руки до них все никак не доходили. Сколько, интересно, прошло времени с ее последнего сообщения… кажется, неделя или чуть больше. Может, лучше написать ей, а не звонить? Поколебавшись, я все же нажала на кнопку вызова.

— Ну здравствуйте, Нацуко! — после третьего гудка послышался голос Сэнгавы — добродушный и чуть ироничный. — Наконец-то мне удалось вас поймать! Давайте рассказывайте, чем вы в последнее время так заняты?

— Ну, это… Пишу. Продвигается еле-еле, но я стараюсь…

— Вот оно что. Понятно.

— Простите, что я вам так долго не отвечала. Совсем вылетело из головы…

— Ничего страшного.

Оказалось, Сэнгава звонила мне по поводу справочной литературы. В свое время я просила ее помочь мне с информацией о преступлениях, совершенных в деревнях или маленьких провинциальных городках ярыми приверженцами каких-нибудь религий, и о судах по таким делам. Она как раз нашла интересные материалы и пообещала их при случае мне передать. Потом речь зашла о книге, которую я читала.

— Это довольно новая книга о том, как тяжело живется стареющим якудза. Им ведь нужна физическая сила — другие способы заработка вроде управления шоу-бизнесом или инвестиций им уже почти перекрыли.

— Да уж, непросто им…

— Но если даже якудза уйдет из группировки, на другую работу его не возьмут. А здоровье тем временем разрушается, и он уже думает о том, как лучше умереть. Прямо до мурашек!

— Да, понимаю… Ну что ж, надеюсь, вы найдете там что-то полезное для вашего романа.

Разговор плавно перетекал с темы на тему, и вскоре мы уже обсуждали банкет после вручения какой-то литературной премии. Сэнгава рассказала, что на банкете, вернее, на его продолжении во втором или уже третьем баре она слишком много выпила и в конце концов получила по лицу от одной пожилой писательницы.

— По лицу? То есть она вам дала пощечину? — удивилась я. — Серьезно? Автор — редактору?

— Именно так… — подтвердила Сэнгава с неожиданным смущением в голосе. — Но я ведь тоже была пьяна… вот и сказала ей что-то не то.

— Нет-нет-нет, стоп! — возмутилась я. — Это же какой-то абсурд! Как может взрослый солидный человек взять и ударить своего партнера по работе? Удивительно…

— М-м… — отстраненно протянула Сэнгава. — Ну, мы с ней уже давно работаем. С тех пор, как я пришла в это издательство. То есть уже больше двадцати лет. И у нас всегда были хорошие, доверительные отношения. А в тот вечер обе перебрали с алкоголем, вот и все. Такое случается.

— А как реагировали окружающие?

— Хм, дайте вспомнить… Ну, поахали немного, конечно, а как тут отреагируешь?

Мне пока не довелось прочитать ни одного произведения этой писательницы, но ее имя знал любой, кто хоть немного интересовался литературой. Я понятия не имела, что она за человек, и уж тем более не была с ней знакома, только видела фотографию в журнале: миниатюрная и женственная, писательница совершенно не производила впечатление человека, способного на рукоприкладство. Работала она в жанре на стыке детской литературы и фэнтези, а на пике популярности выпустила несколько книжек-картинок, сразу ставших хитами.

— Как же вы с ней теперь общаетесь?

— Как обычно, — откашлявшись, сказала Сэнгава. — Как будто ничего не произошло. Вроде все по-старому.

— Она что, даже не извинилась?

— Нет, но мы в общем-то друг друга понимаем и без слов. К тому же в тот вечер мы обсуждали ее произведения. Для писателей это чувствительная тема.

У меня оставалось еще много вопросов, но Сэнгава засмеялась:

— Ну, хватит уже об этом, расскажите лучше, как ваши дела.

— Я… — Я запнулась.

Каждый мой день был похож на предыдущие, и рассказать мне было особенно не о чем, кроме разве что материалов для романа. И тут я подумала: а что, если рассказать ей об этом? О том, что не давало мне покоя на протяжении последних нескольких месяцев: о возможности забеременеть с помощью донорской спермы. Об этой идее, в которой я находила то плюсы, то минусы и все равно постоянно к ней возвращалась… Я могла бы рассказать Сэнгаве все. Но не стала. Это слишком личное, слишком безрассудное, да и вообще я смутно себе представляла, как, с чего начать такой разговор.

Поддакивая собеседнице, я обвела взглядом комнату и наткнулась на стопку книг о донорстве и репродуктивной медицине, лежащую рядом с материалами о якудза и сектах. Одну из них я недавно прочла. Это был сборник интервью с людьми, зачатыми с помощью донорского биоматериала.

Истории всех этих людей совпадали в двух пунктах: во-первых, никто из опрошенных не знал своего биологического отца, а во-вторых, на протяжении всего детства родители скрывали от них правду. Такие процедуры всегда проводились конфиденциально, о них не рассказывали ни родственникам, ни друзьям. А тем более самим детям. На сегодня чуть меньше десяти тысяч человек, рожденных при таких обстоятельствах, до сих пор о них не подозревают.

Но бывает, что человек вдруг узнает правду. Узнает, что тот, кого он считал отцом, на самом деле ему вовсе не отец, что его всю жизнь обманывали. Что никто не знает, от кого он унаследовал половину своей ДНК. Из интервью, бесед и комментариев составителя становилось понятно, как шокировало это открытие каждого из участников проекта, как тяжело они переживали эту новость. Для некоторых это оказалось сродни утрате части себя.

Мужчина из последнего интервью признался, что продолжает искать своего биологического отца.

В клинике ему сказали, что документов не осталось, а врач, который руководил процедурой, уже умер. Помимо того, что донором был студент-медик, по всей видимости учившийся в тот период в университете, к которому относилась клиника, зацепок нет. В конце интервью мужчина перечислил несколько примет, которые отсутствовали у его матери и с большой вероятностью были унаследованы от отца.

«Мама у меня маленького роста, а я — метр восемьдесят. У мамы ярко выражены складки на веках, а у меня их нет вообще. Еще я с детства бегаю на длинные дистанции. Так что я ищу человека, который, вероятно, учился в те годы на медицинском факультете университета N, высокого, хорошего стайера и без складки на веках. Сейчас ему должно быть от пятидесяти семи до шестидесяти пяти лет. Возможно, кто-то из ваших знакомых подходит под это описание?»

Этот текст меня потряс. Я представила, каково это — пытаться найти очень важного, незаменимого человека, располагая только мизерным набором невнятных примет. Внутри у меня все сжалось. Высокий, без складок на