Черное Солнце - Ребекка Роанхорс

тебя оставили здесь, у тебя не было человеческих ног. Или горла. Или глаз.

Глаза – это понятно. У нее всегда были глаза, как у тика, но все остальное… Она прижала руку к шее. Жабры, всплыло у нее в голове. Воспоминания дразнили ее, отказываясь проявляться в голове, но она помнила блеск чешуи и что-то огромное и черное, плюхнувшееся на палубу.

Ее хвост.

– Мать Вода! – тяжело и с ужасом выдохнула она.

Она хотела спросить, откуда он это знает, что он мог видеть или слышать, не видя при этом, но она понимала, что это не имеет значения. Она слышала, что такое случается – в тех самых легендах и историях, о которых рассказывала ему прошлой ночью. О тиках, что в чрезвычайной опасности изменяют свой облик, становятся истинными детьми моря.

– Ксиала, – еще тише повторил он.

– Я не помню, – сказала она, тщательно подбирая слова. Чувство, которое она не могла назвать, переполняло ее душу. Гордость, трепет, но при этом еще и ужас. – Но я знаю.

* * *

Их держали в комнате два дня, выпуская утром и вечером для того, чтобы они справили свои естественные нужды. У охранников Ксиалы были в ушах толстые пучки хлопка, но рот ей при этом все равно затыкали – для безопасности. А еще потому, что она осыпала их проклятьями, используя такие обороты речи, что заставляли краснеть даже бывалых моряков. Серапио выводили под такой же стражей, но рот ему не затыкали, поскольку он не говорил и не Пел. Ксиала, конечно, могла бы выплюнуть свой кляп, но какой от этого толк? Они засунут его обратно, да еще и завяжут рот. Она решила набраться терпения, посмотреть, насколько опасен этот мятеж. Она решила ждать своего часа, ждать, пока она им не понадобится и они сами приползут умолять ее направить корабль к берегу. И тогда она решит, оставить их в живых или отправить их Песней на дно моря.

Еще в первую ночь она почувствовала, что каноэ изменило курс – волны колебались по-другому и из-за этого иначе бились о борт корабля. Большинство моряков этого бы и не заметили, но она была тиком, который в детстве дремал в приливных водоемах, она догадалась, что днем они следовали за солнцем и под ясным небом, ориентируясь по самой яркой путеводной звезде. Прямолинейно, бесхитростно, но скорее всего в ближайшее время им бы удалось высадиться на берег, особенно если нет желания выбирать, где именно сойти на сушу. И, конечно, они окажутся слишком далеко от устья Товаше, разве что их не закинет туда по глупой случайности.

По ее расчетам, у них оставалось всего девять дней. Девять дней, чтобы довезти Серапио в Тову. Но сейчас это волновало ее меньше, чем то, как сохранить им жизнь.

Казалось, самого Серапио мало интересовало, куда они плыли. Ксиала думала, что его будет это беспокоить, но после того, как он развеселился, узнав, что Пату желает его смерти, он больше не упоминал об этом. Казалось, ему безразлично заточение, как будто это было привычно для него. И, честно говоря, для нее это тоже было привычно, поскольку тюрьма уже давно стала для нее старым, хотя и неприятным другом. С другой стороны, раньше она не была в заточении так долго и в таком крошечном помещении.

На третий день, когда они делили между собой маисовую лепешку, которую кто-то просунул им под дверь, Серапио вдруг вытянулся по стойке «смирно».

– Что случилось? – почувствовав опасность, спросила она.

Он вскинул руку, прислушиваясь. Подошел к стене и прижался ухом к дереву.

– Пату мертв.

Она уставилась на него:

– Ты…

Она не была уверена, может ли Серапио, будучи запертым в комнате, сделать что-то такое, но она помнила, как тот мимоходом согласился, что она должна была дать Бейту утонуть.

– Нет. – Его губы тронула улыбка. – Как бы это ни было мне приятно. Келло верит, во всем виновата его болезнь.

– Дерьмо.

Возможно, Серапио не понимал, насколько опасны болезни на корабле, но она-то понимала. Она вскочила, запихивая в рот остатки завтрака, и, поспешив в угол, прижалась ухом к стене. До этого она обнаружила, что это было лучшее место для подслушивания, хотя все, что ей удавалось расслышать, – это пара слов, но она научилась распознавать голоса, не слыша ораторов, и это немного помогало.

Крики и сильный всплеск.

– Они выбросили его тело за борт, – пояснил Серапио.

– Я поняла.

– У него был… – Он покачал головой. – Я не совсем понимаю кьюколанские слова. Жесткий узел? Жесткая шишка? По всему телу.

– Сыпь, – ее голос был напряжен. – Келло не стоило пускать его на корабль.

– Это может распространиться? Уничтожить всех?

Значит, он и сам все понял. Они прислушались еще, но голоса были слишком неразборчивы.

– Может, – горько и мрачно сказала она. – Но мы всегда можем надеяться.

– Ты предполагаешь, что у нас может быть имунитет.

Она взглянула на него:

– Если это заразно, то, несомненно, все уже подхватили. По крайней мере, эти ублюдки подохнут вместе с нами. – Она неторопливо подошла к лавке и уселась на место, которое привыкла считать своим.

– Ты, кажется, довольна, – сказал он, – объясни, почему.

Она уже давно перестала понимать, как он вообще мог это распознавать. Может, слышал изменение в походке? Чувствовал удовлетворение, исходящее от нее, как запах духов? Она понятия не имела, как это ему удавалось, но он был прав. Она была довольна.

– Самое большее – полчаса, и они придут к нам просить о помощи.

– Помощи?

– Таких, как мы, всегда ненавидят – ровно до тех пор, пока мы не понадобимся. Разве это не всегда так?

Он склонил голову набок, как обычно делал, когда прислушивался.

– Не полчаса. Они идут за тобой сейчас, – поспешно выпалил он и, вытащив свой кожаный кошель, запустил в него палец, а затем засунул в рот, облизывая с кожи мелкий кристалический порошок. Пока они находились здесь, он уже делал это дважды – примерно раз в день, – и тогда она не спрашивала, что это, а сейчас решилась:

– Что это? Лекарство?

– Лекарство, – согласился он, повторяя за ней, – в некотором роде.

– Это для твоих глаз?

– Да. Опять же, не в том смысле, как ты подразумеваешь.

Он прижался спиной к стене, и она знала, что он, как и в прошлые разы, собирается войти в транс. Увидев это впервые, она решила, что Серапио снится кошмар, но сейчас она понимала, что это добровольное погружение в бессознательное состояние, в то время как его разум будет находиться за пределами комнаты. Но с какой целью Серапио делал это, она все еще не знала.

– Когда они займутся тобой, задержи их, Ксиала. Помощь уже в пути.

– Ты не понял, Серапио, – уверенно ответила она. – Они нуждаются в моей помощи, а значит, не причинят мне вреда.

Но он уже ушел – куда бы он ни направлялся,