Филантропы в рваных штанах - Роберт Трессел

тот же день около трех часов неожиданно появился Раштон и начал молча ходить по дому, останавливаясь у дверей, где работали рабочие. Ему не удалось никого застать за разговорами, с трубкой в зубах или слоняющимся без дела. Единственное, что смог он заметить у одной из дверей верхнего этажа, лишь отдаленно походило на нарушение дисциплины. Филпот и Харлоу, которые там работали, пели псалом «Работай, ночь уже близка». Раштон прослушал два куплета и несколько раз припев. Будучи христианином, он не мог возражать против такого рода пения, тем более что, заглянув в слегка приоткрытую дверь, увидел, что они действительно работают. Когда он зашел в комнату, рабочие оглянулись, чтобы посмотреть, кто это, и перестали петь. Раштон, ничего не говоря, чуть не четверть часа стоял посреди комнаты и смотрел на них. Затем повернулся и молча вышел.

Они слышали, как он потихоньку спускается по лестнице, и Харлоу хриплым шепотом сказал:

− Как тебе нравится эта сволочь, стоит тут, глазеет, как надсмотрщик на каторге. Если бы не семья и дети, я бы смазал этого ублюдка кистью по роже!

− Вполне тебя понимаю, − ответил Филпот, − но, к сожалению, нельзя давать воли своим чувствам.

Мне прямо груда стоило не оглянуться, − продолжал Харлоу, который не мог прийти в себя от ярости, − и не сказать ему что-нибудь вроде: «Какого черта ты тут торчишь и глазеешь на меня? Свинья ты богомольная!» Из последних сил сдерживался.

А Раштон тем временем все ходил по дому, порой останавливаясь и наблюдая за другими рабочими точно так же, как он наблюдал за Филпотом и Харлоу.

Никто не отрывался от работы, никто не разговаривал ни с Раштоном, ни друг с другом. Слышался только стук молотков да визг пил − это плотники закрепляли перила да меняли в комнатах подоконники.

Красс как бы ненароком нет-нет да и попадался Раштону на глаза в надежде, что тот с ним заговорит, но, кроме вежливого кивка в ответ на подобострастное «Добрый день, сэр!», десятник не получил от хозяина никаких знаков внимания.

Проведя таким образом около часа, Раштон удалился. Никто не видел, как он уходил, и о его исчезновении узнали нескоро.

Оуэн был очень разочарован. «Я-то думал, он пришел сообщить, как дела с гостиной, − вздохнул он, − но, вероятно, это еще не решено».

Едва рабочие вздохнули свободно, появился Скряга, неся какие-то скатанные в трубочку бумаги. Он тоже молча бродил по комнатам, подглядывал из-за углов и подслушивал под дверьми в надежде увидеть или услышать что-нибудь такое, к чему можно придраться, чтобы кого-нибудь уволить в назидание другим. Так ничего и не высмотрев, он вскоре пошел наверх, в ту комнату, где работал Оуэн, дал ему свои бумаги и сказал:

− Мистер Светер сделал заказ на эту работу. Можешь начинать.

Радость Оуэна невозможно было описать. Это означало, что во-первых, работы в доме продлятся дольше, во-вторых, ему заплатят за время, затраченное на эскиз, и, кроме того, жалованье его увеличится, − ведь ему всегда платили на один пенс в час больше, когда поручали более сложную работу, такую, как, например, окраска под дерево или под мрамор, изготовление вывесок или что-нибудь вроде нынешней росписи. Впрочем, подобные мысли не занимали его в тот момент − для него эта работа означала нечто гораздо большее. После первого разговора с Раштоном об этом заказе он ни о чем другом и думать не мог.

Пожалуй, правильным будет сказать, что с первой же минуты он уже и приступил к работе. Он постоянно обдумывал, дополнял, улучшал детали эскиза, без конца менял колер. В нем росло неукротимое желание выполнить эту роспись, но он не тешил себя надеждой, что она будет заказана ему. Он слегка покраснел, когда брал у Хантера наброски.

− Можешь начать завтра утром. Я скажу Крассу, чтобы эту комнату закончил кто-нибудь другой.

− Я не могу начать завтра. Там надо сначала покрасить стены и потолок.

− Знаю. Сделаешь это с Истоном. Один слой − завтра, другой − во вторник, а третий − в субботу, − а может, и двойной окраски будет достаточно. Но даже если потребуется тройной слой, можешь начать художественную роспись в понедельник.

− Я не могу начать в понедельник, мне надо сначала сделать несколько рабочих эскизов.

− Рабочих эскизов! − воскликнул Скряга в изумлении. − Какие это еще рабочие эскизы? Они же у тебя есть! − Он указал на свернутые в трубочку бумаги.

− Да, но так как один и тот же орнамент повторяется несколько раз, я должен буду сделать несколько эскизов в натуральную величину и вырезать орнамент по контуру, чтобы перенести узор на стены, − сказал Оуэн. Он подробно объяснил, как это делается.

Скряга бросил на него подозрительный взгляд.

− Это действительно необходимо? − спросил он. − А ты не можешь рисовать узор от руки?

− Нет, так не годится. Дело пойдет намного медленнее.

Последнее соображение убедило Скрягу.

− Ну, ладно, − вздохнул он. − Наверное, ты прав, ничего не попишешь. Но ради бога не трать на это слишком много времени, потому что мы на этом ничего не заработаем. И взялись-то только потому, чтобы тебе помочь, а вовсе не ради собственной выгоды.

− Мне еще нужна будет плотная бумага для трафаретов.

При известии об этом добавочном расходе длинное лицо Скряги вытянулось на несколько дюймов, но после минутного раздумья он просиял.

− Вот что я тебе скажу! − сказал он, лукаво прищурившись. − У нас в торговом зале валяются целые рулоны старых обоев. Они из плотной бумаги, и гы, конечно же, сможешь использовать их для трафаретов.

− Вряд ли, − с сомнением ответил Оуэн, − но я взгляну, может быть, и подойдет.

− Ну да, − сказал Скряга, радуясь, что хоть что-то можно сэкономить. − Ты сегодня по дороге домой зайди в контору, и мы посмотрим, что там есть. Сколько времени уйдет у тебя на эскизы и трафареты?

− Сегодня вторник. Если вы разрешите Истону взять помощника для окраски этой комнаты, думаю, я принесу их сюда в понедельник утром.

− Что значит «принесу сюда»? − сердито спросил Хантер.

− Я буду делать их дома, вы же знаете.

− Дома! А почему не здесь?

− Ну, во-первых, здесь нет стола.

− Столом мы тебя снабдим. Можно взять для этого козлы и доски.

− У меня дома множество набросков и инструмента, которые я просто не