Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара - Отар Маргания

Не надо читать «Капитал», чтобы прийти к простенькой мысли о необходимости обещать электорату как можно больше всякого рода благ. Так какое же тогда значение имеет «Капитал»?

Сам по себе, увы, никакого. И подавляющее большинство людей, любящих ссылаться на авторитет Маркса, этой книги не читало. Те же, кто читал, наверняка ограничились отдельными отрывками. Возможно, осилили первый том, но не стали копаться во втором и третьем. Есть, конечно, редкие ценители, освоившие все Марксово наследие, но сделали они это отнюдь не потому, что желали вооружиться для борьбы за интересы пролетариата «единственно верным учением», а исключительно из любопытства, из интереса к печатному слову Те, кто борются за чьи-нибудь интересы, вообще мало читают и уж точно не добираются до столь замысловато изложенных теорий.

«Капитал» — это символ. И Маркс получил всемирную известность тоже скорее как символ, нежели как теоретик. Революционеры в своей деятельности никогда не применяли его теорию, но обязательно использовали образ бородатого мудреца, который, как до поры до времени верили широкие массы, объяснил мир.

У Маркса есть знаменитая фраза: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Парадоксально то, что сам он мира так и не объяснил, но изменить его действительно сумел.

Или, точнее, то, как он интерпретировал капитализм, есть лишь один из возможных вариантов интерпретации. Не лучше других — буржуазных. Но вот те изменения в жизни общества, которых добились с именем Маркса социал-демократы, — это настоящая реальность. Ее уже не вырубишь топором из истории.

На деле системы социального обеспечения государства всеобщего благосостояния гораздо в большей степени обязаны своим возникновением Отто фон Бисмарку, нежели Карлу Марксу. Но 99 из 100 человек, что-либо знающих об этих вещах, наверняка увяжут пенсионные системы, бесплатное здравоохранение, пособия по безработице и т.п. именно с основателем теории научного социализма, тогда как про Бисмарка вспомнят лишь в связи с войнами 60-70-х гг. XIX века.

Когда Маркс умер, на его похоронах присутствовало лишь 11 человек. В 1883 г. мало кто предполагал, что в мир иной ушел столь великий человек. Репутация Маркса сформировалась посмертно. Его биограф Жак Аттали чрезвычайно точно указал на шесть условий, формирующих такого рода репутации:

— наличие произведения, создающего целостную картину истории и проводящего ясное различие между ужасным настоящим и светлым будущим;

— сложности и неясности, допускающие разные трактовки этого произведения;

— двусмысленность практической деятельности нашего героя;

— существование друга, являющегося «законным хранителем» творческого наследия и сводящего всю его сложность к набору довольно простых тезисов;

— появление харизматического лидера, способного донести состоящее из этих тезисов «послание», опираясь на преданную ему организацию;

— возникновение политической обстановки, позволяющей этому харизматическому лидеру прийти к власти.

В случае с Марксом все шесть условий у нас налицо. Его труды в совокупности создали представление о якобы существующем движении общества к светлому коммунистическому будущему. Однако целостная картина истории нарисована им не столько в «Капитале», сколько в десятке отдельных статей и набросков, допускающих в силу своей краткости какие угодно толкования. Да и практическая деятельность Маркса, как основателя «Интернационала», могла быть истолкована по-разному: кто-то считал его революционером, а кто-то реформистом. Энгельс на правах друга сформулировал в нескольких работах марксизм «для чайников». А Ленин создал организацию, которая стала использовать очищенный от Маркса марксизм в практической деятельности. И, наконец, политическая обстановка, сложившаяся в России в 1917 г., сделала такой квазимарксизм официальным учением одной из наиболее мощных держав XX века.

Впрочем, понятно, что даже при наличии всех шести отмеченных выше условий, далеко не из каждого отвлеченного мыслителя можно сделать символ практической борьбы. Из Маркса сделали. И произошло это во многом потому, что всей своей жизнью он фактически не столько работал на будущее мирового пролетариата, сколько на посмертную символизацию своего имени.

Карл Маркс, появившийся на свет в 1818 г. в небольшом западногерманском городке Трире, был с рождения личностью пассионарной. Имелось в нем что-то такое, что привлекало людей, а порой даже заставляло подчиняться.

Дочь Маркса Элеонора передавала рассказ своих теток — сестер Карла, о том, как в детстве этот «домашний деспот» забирался на них верхом и заставлял сбегать с холма, а затем есть «пирожки», слепленные его грязными руками из соответствующего теста. Несчастные девчонки вынуждены были ему подчиняться, поскольку страстно желали послушать те истории, которые юный Карл им рассказывал.

Вряд ли это были рассказы про прибавочную стоимость и экспроприацию экспроприаторов. Однако чувствуется, пожалуй, определенная связь между простенькими детскими байками, с помощью которых мальчик очаровывал своих родственников, и теми сложными диалектическими построениями, что через много лет заставляли различных весьма неглупых людей признавать не только лидерство Маркса в интеллектуальной сфере, но даже его гениальность.

Самый яркий пример человека, подпавшего под влияние Маркса, — это Фридрих Энгельс. Он без всяких околичностей признавал величие своего старшего друга, был уверен в непреходящей ценности его идей, много лет помогал ему материально, чтобы тот мог, не отвлекаясь на житейские мелочи, писать свои научные труды, и даже признал своим сыном ребенка, которого, судя по всему, родила именно от Карла служанка семьи Марксов.

«Я просто не могу понять, — писал Энгельс в 1881 г., спустя почти сорок лет после их первой встречи, — как кто-то может завидовать гению; это нечто настолько особенное, что мы, лишенные его, с самого начала знаем, что он недосягаем; но чтобы завидовать чему-то подобному, нужно быть ужасно ограниченным».

Сохранилось множество описаний того впечатления, которое производил на людей Маркс. Кто-то отмечал его властность и безграничную самоуверенность. Кто-то характеризовал его, как человека, у которого есть право и сила требовать уважения к себе. Кто-то с содроганием вспоминал взгляд владельца львиной головы с черной, как вороново крыло, гривой. Но сильнее всех этот взгляд пронзил соседку Карла — Женни, дочь барона фон Вестфалена: «От волнения я не могу сказать ни слова. Кровь перестает бежать по сосудам, и моя душа трепещет».

Юная аристократка влюбилась в человека без рода и племени. Точнее, с родом и племенем, но еврейским, не слишком уважаемым в Германии середины XIX века. Более того, Женни не только влюбилась, но и вышла замуж за Карла, терпела много лет отвратительную, унизительную нищету, терпела его тяжелый характер, терпела пьянки-гулянки и многое другое. Неужто она это делала из любви к пролетариату, который Маркс с помощью своего пера готовился наделить бессмертным учением о капитале — самым страшным оружием против буржуазии?