Элеонора Августа - Борис Вячеславович Конофальский

еще ни о чем с ними не договаривался, – отвечал Волков, – и протокола никакого нет.

– И вы не знаете ранга прибывших?

– Нет, не знаю.

– А у вас есть список лиц прибывшей делегации? Вы знаете, кто будет ею руководить? Кто будет принимать решения? – спрашивал и спрашивал Лёйбниц.

– Ни о чем таком я не знаю, – признался кавалер.

Писарь, усевшийся с Лёйбницем рядом, тут же записывал на бумаге его ответы. Писал он на удивление быстро.

– Ну хорошо. А цель сегодняшнего визита они указали? – На генерала уставился Крапенбахер.

– Нет, не знаю. – Волков даже немного удивился такому вопросу. – В ремесле военном никто о том не указывает, если один офицер хочет говорить с другим, он просто зовет его на встречу и там уже все ему говорит.

Юристы переглянулись и усмехнулись. Во взгляде одного так и читалось: дикари! Взгляд другого соглашался с ним: солдафоны, что с них взять.

– В таком случае лучше будет отказать, – сказал Крапенбахер, – сослаться на занятость.

– Это еще почему? – удивился Волков. – Отказать, даже не узнав, чего они хотят?

– Именно, – ответил за Крапенбахера Лёйбниц. – Если они просят о незапланированной встрече, скорее всего, будут чего-то требовать. И чтобы не отказывать в требовании, лучше отказать во встрече.

– Сославшись на занятость, – добавил Крапенбахер. – При этом попытаться узнать сегодня, о чем они думают просить, обдумать их просьбу и уже на согласованной встрече дать осмысленный ответ.

«А может, эти двое и стоят двадцати шести монет в день», – подумал кавалер.

– Весьма умные замечания, господа, – произнес он вслух, обдумывая сказанное юристами, – но… я приму этих господ и выслушаю их.

– Даже не зная ранга переговорщиков? У нас ведь даже нет списка лиц, просящих о встрече! – удивлялся Крапенбахер. – Вдруг они послали своих секретарей? Ведь для вас недопустимо встречаться с людьми ниже вас по положению.

– Верно вы говорите, господа, все верно, но должность моя такова, что приходится встречаться со всякими людьми: и со шпионами, и с убийцами – и даже быть ласковым с предателями. Поэтому я встречусь с ними и прошу вас быть на этой встрече.

Крапенбахер посмотрел на Волкова с укоризной.

– Не понимаю, господин генерал, вы нас пригласили, чтобы мы вам помогали, платите нам за то немалые деньги и тут же нас не слушаете.

– Я вас слушаю, господа юристы, слушаю, полагаю слова ваши весьма разумными и даже только что подумал о том, что, скорее всего, вы стоите тех денег, которых просите, но скажу вам сразу, что решения я буду принимать сам. Да – выслушав вас, да – обдумав то, что вы мне посоветовали, но решение будет мое. И поэтому, учитывая, что у меня нет средств вечно воевать с целой землей, мне нужно договориться о мире. Да, придется чем-то поступиться, как сейчас, но мир должен быть заключен. И чтобы уменьшить эти уступки, я вас и позвал.

Господа юристы лишь кланялись ему в ответ.

Глава 28

Так как уже почти стемнело, пришлось разжечь костры и поставить вокруг лампы. На аудиенцию к генералу пришли четыре человека. Они расселись на указанные места. И как и предполагал Крапенбахер, всего один из прибывших имел надобный статус для ведения переговоров с генералом. Это был один из консулов, член совета земли Брегген от города Мюлибаха господин Шнойс. Но Волков все равно готов был выслушать пришедших. При генерале находились два его адвоката, отец Семион, прапорщик Брюнхвальд для поручений, а еще капитан Рене и полковник Эберст. Других полковников и майоров кавалер не позвал. Пусть знают, что место при нем нужно заслужить, а если фыркать недовольно, то и потерять такое место будет нетрудно.

В таком составе и начали первые переговоры. Пока гости раскланивались, Лёйбниц говорил кавалеру негромко:

– Если начнут разговоры по протоколу, так даже не слушайте, господин генерал, скажите, что вам недосуг, что не по чину, что о протоколе будем говорить мы, а сами уходите.

– Если условия надумают выдвигать, так отказывайтесь сразу, – твердил в другое ухо Крапенбахер. – Говорите, что никаких предварительных условий мы не примем.

Волков кивал им обоим по очереди.

Первым заговорил, конечно, этот самый Шнойс. Он встал со стула, но прежде, чем он начал, Крапенбахер прошептал генералу:

– Будете отвечать – не вставайте. Это он должен говорить стоя.

Кавалер опять кивал. А Шнойс заговорил:

– От лица граждан земли Брегген прошу вас, господин Эшбахт…

– «Господин»? Сие неприемлемо! – сразу перебил его Лёйбниц, он даже помахал пальцем, мол, нет-нет-нет. – Генерал фон Эшбахт или кавалер Фолькоф фон Эшбахт. Мы настаиваем на любом из этих обращений. Иная форма обращения недопустима.

«Верно, – отметил Волков, – уж больно свободно надумал говорить этот горец, никак ровней себя возомнил».

То, что его так дерзко перебили, конечно, Шнойсу не понравилось, и еще ему не понравилось, что его поучали и осадили немедля на глазах у всех присутствующих, но советник стерпел. Зло поглядел на Лёйбница, помолчал, чуть пожевал губами и наконец согласился с замечанием, поклонился Волкову и продолжил:

– От лица граждан земли Брегген мы пришли вас просить о том, чтобы вы дозволили жителям города Милликон начать восстанавливать свой город, а иным жителям нашей земли в торговле по реке не препятствовать. То будет знак миролюбия!

– Ах вот вы о чем, – кивнул кавалер. – Значит, знак миролюбия?

– Откажите, скажите, что сейчас вам о том говорить нет возможности, что вопросы эти пусть они внесут в протокол и согласно номеру в списке будем их рассматривать, – зашептал Крапенбахер. – И не раньше, чем важные для нас.

У Волкова не было ни малейшего сомнения, что опытный юрист знает, что говорит, он кивал ему, давая понять, что слышит, что согласен с ним, но сам будет принимать решения. И главное, генерал хотел иметь дело с тем, кто сможет принимать решения, а не с этим советником-пустословом. И поэтому кавалер спросил:

– А прибыл ли с вами первый консул земли Брегген Николас Адольф Райхерд?

Шнойс помялся, делая вид, что не понимает, к чему этот вопрос, но потом ответил:

– Господин ландаман изволит прибыть через пять дней или чуть более того.

– Прекрасно, – кивнул Волков. – И мой ответ на вашу просьбу будет таков: как только первый консул земли Брегген прибудет сюда для переговоров, так тотчас жителям города Милликон будет дозволено восстановление своего города, а всем иным жителям торговля по реке возбраняться не будет. Сочтите это знаками моей кротости и миролюбия.

Кажется, этот ответ не понравился Шнойсу, он хотел еще что-то сказать, но тут встал Крапенбахер.

– Господин генерал фон Эшбахт