Рунные витражи - Марина Ясинская

– Ну-ну, всё могло быть и хуже, – сказал Крыса, выходящий из темноты брошенного дома.

Мы вжались в песок. Крыса прятался буквально в десяти метрах от нас.

– Зачем вы поспешили? Я бы всё равно пристрелил эту падаль, как и собирались, – Крыса наступил ногой на мертвое тело и выдернул стрелу.

– Больно, д-дьявол! – стиснув зубы, простонал Корк. – Займись вещами, а тело – в пустыню.

– Не впервой, не учи ученого, – ухмыльнулся Крыса.

Корк поднялся и, шатаясь, вошел в дом. Крыса перевернул тело путника и принялся рыться в залитой кровью одежде. Довольно хмыкнул, видимо, нашел что-то ценное. Достал из кармана маленькую окровавленную книжку, покрутил в руках и бросил в груду веток. Туда же последовала и опустошенная сумка вместе с картой. Чиркнуло огниво, загорелось пламя. Крыса схватил тело путника за ноги и потащил в нашу сторону.

Я снял самострел с предохранителя. Показалось, что лязг металлической скобы эхом прокатился по площади. Крыса замер и насторожился. Он всматривался в темноту и словно даже принюхивался к запахам. Наконец, охотник быстро-быстро поволок мертвого путника, взяв несколько правее, и исчез во мраке между домами. Я выскочил из укрытия, бросился к костру, выхватил из него сумку и книжку, затоптал трещавшее пламя.

Вперед! Надо быстрее бежать с этой площади, пропахшей кровью.

* * *

– Они придут за нами, – плакала Крошка.

Стас ее обнял, плечи девушки вздрагивали в такт тихим всхлипываниям.

– Не придут. Нас никто не видел, – шептал Стас, прижав к себе Крошку и гладя ее по русым волосам.

Я встретился взглядом с Анрикой, достал из обгоревшей сумки карту, развернул. Руки дрожали. В глазах рябило от значков и линий. Вот нарисован город, но не наш – чужой. Город перечеркнут черными линиями – крест-накрест. Вот еще город – и снова крест. Еще и еще…

Кресты, соединенные пунктирными линиями невидимых дорог, покрывали всю карту. Они сидели, словно пустынные пауки, вцепившись в бумагу скрюченными лапами.

Перечеркивали надежду.

Я схватил книгу-дневник убитого путника. Обгоревшие страницы скрывали написанную историю. Можно было прочитать лишь несколько строчек в начале и в конце дневника.

«Уровень песка поднялся, кит сумел добраться до города. Города больше нет. Все погибли. Я выжил. Ухожу в пустыню».

И еще…

«Весь мир мертв. Города мертвы. Болезнь, чудовища и песок поглотили их всех. Везде только смерть. Я один во всей пустыне».

Кресты, уничтожившие города на карте, плясали перед глазами.

Путник так и не успел сделать следующую запись в дневнике про наш Город.

Нет больше пустынных кораблей и летающих городов. Нет песчаного народа и высыхающего моря. Больше ничего этого нет.

И не было.

– Он всё это выдумал, да? – тихо спросила Анрика. – Он соврал?

– Путник подарил нам свою мечту, – ответил я. – Рассказал про то, во что хотел верить сам. Он жил надеждой.

Я обвел взглядом Анрику, своих друзей – Крошку и Стаса.

– А карта… Это ведь всего лишь карта. На ней всегда можно нарисовать свой собственный путь.

– Мы всё равно уйдем, да? – посмотрел на меня Стас.

– Да, – сказал я.

А утром они передумали, Стас и Крошка. Они остались в Городе. А я и Анрика ушли.

Собравшись, ушли на рассвете туда, куда летят огромные свободные птицы в месяц ветров.

Когда Мирк добрался до мемориала Первого полисмена, Шершавый уже был на месте и выцарапывал что-то на мраморной облицовке постамента. Первый полисмен, равнодушный к его стараниям, сидел на испещрённом надписями пьедестале и безразлично смотрел вдаль каменными глазами.

А на ступенях, ведущих к памятнику, сидела Лина и, аккуратно расправив вокруг себя юбку жёлтого в белый горох сарафанчика, играла в камешки.

– А она что здесь делает? – нахмурился Мирк, глядя на девочку.

Шершавый обернулся и, как делал всегда, когда смущался, неосознанно провёл рукой по затылку. Пальцы ощутили привычную щетину пробивающихся волос. Как он только их ни выводил – и бритвой, и бальзамами, и мазями! Но добиться идеально гладкой поверхности не удавалось; голова всегда была покрыта налётом щетины, из-за которой его и прозвали Шершавым.

– Родители ушли в ночную смену, велели мне за ней присмотреть. А она боится оставаться дома одна. Вот и пришлось взять с собой – не оставлять же малую.

Мирк недовольно фыркнул. С этой малявкой кварталов лохматых им сегодня не видать.

– Прекрасно, – раздражённо выдохнул он. – Значит, всё отменяется.

– Почему это?

– Потому что ты притащил довесок! Куда нам с ним?

– Я не довесок, – обиженно пробубнила сидящая на ступенях девочка, не отрываясь от игры в камушки.

Мальчишки её словно не услышали.

– Может, оставим здесь? – предложил Мирк. – А потом заберём.

Шершавый покосился на сестру. Лина, позабыв о камешках, подняла безволосую голову и уставилась на брата тревожными глазами.

– Нет, – покачал головой Шершавый. – А что, если мы не вернёмся до темноты? Тогда ей тут будет ещё страшнее, чем дома.

Мирк огляделся. Днём сквозь окружавшие памятник колонны лился солнечный свет, делая тайное убежище приятелей тёплым и уютным. Но когда наступал вечер, заброшенный мемориал погружался в холодные тени и становился мрачным и зловещим. В сумерках Мирку и самому становилось тут не по себе, хотя в свои солидные четырнадцать лет он никогда бы в этом не признался.

– Может, с собой её возьмём? – предложил Шершавый.

Мирк поперхнулся от возмущения. Брать малую с собой в квартал лохматых? Ещё неизвестно, получится ли у них самих туда пробраться, а уж с Айной!

Однако… Мирк нахмурился. Выбор у них невелик: или они сегодня вообще не идут, или идут, но вместе с девочкой. Есть ещё, конечно, вариант оставить Шершавого с сестрой и пойти одному, но… Во-первых, Шершавый обидится, а во-вторых… А во-вторых, идти в одиночку к лохматым Мирк опасался.

– Ладно, – махнул он рукой, сдаваясь, и направился к выходу из мемориала. Шершавый с сестрой поспешили за ним.

Пройдя сквозь оплетённые плющом колонны мемориала, приятели вышли на огромную площадь. Та была выложена каменными плитами; сквозь щели между ними густо росла трава, кое-где в ней желтела мать-и-мачеха. На противоположном краю площади, прямо напротив мемориала, валялся на земле сброшенный с постамента каменный крылатый мужчина. Одно из крыльев откололось и лежало рядом, под другим крылом, на лопатке, примостилось птичье гнездо.

– А что, раньше в Полисе жили ещё и крылатые люди? – спросила Лина.