Фарландер - Кол Бьюкенен

В самом Облачном городе не проходило недели, чтобы какого-нибудь жреца или чиновника не предавали смерти через купание в кипятке за измену. Ношение оружия в пределах дворцового комплекса строжайше запрещалось. Исключение составляли только хайти, Славные Девы, женщины-телохранительницы, отбиравшиеся на службу с юных лет из числа обитательниц царского гарема. Пребывая в постоянном страхе, он запретил даже ношение шляп и одежд с длинными рукавами. Вой, доносившийся по ночам из убежища обезумевшего правителя, достигал, как говорили, побережья.

Бараху схватили уже на территории этого убежища, своего рода дворца внутри дворца, отгороженного от остальной части Облачного города и воздвигнутого на отдельной скале, известной как Запретное Святилище. Похоже, он недооценил бдительность хайти. Тем не менее, имея при себе достаточно оружия, Бараха нанес серьезный урон воинственным сестрам, прежде чем был сломлен их подавляющим численным перевесом и избит до полусмерти.

Далее пленника бросили в каменный мешок где-то в лабиринтах Запретного Святилища, где и пытали несколько дней без всякого сострадания. Они желали знать, кто он такой, откуда взялся и почему пришел убить их бога.

Бараха, по его словам, ничего не сказал и никого не выдал. Было очевидно, что палачи даже не догадываются о великой тайне их хозяина, о том, что этот так называемый бог недавно в приступе безумия убил собственного двенадцатилетнего сына, носителя печати. Солнечный Царь выдал случившееся за некое загадочное происшествие, несчастный случай, хотя рошуны и знали, что это не так.

На пятый день заключения Бараху притащили в обитую деревянными панелями комнату с ширмой в дальнем углу и привязали кожаными ремнями к деревянному столбу. Потом с него сорвали остатки одежды, а в комнату привели дикого горного пса, вонючего и голодного, скребущего когтями по полированному полу.

Бараха знал, что первой целью для диких зверей всегда являются гениталии, и ему стало не по себе.

Крутя головой, принюхиваясь, пес подошел ближе. Пленник уже видел свалявшуюся, спутанную шерсть на морде и ползающих по ней отвратительных белых вшей. Зверь остановился в нескольких шагах от человека и, оскалившись, зарычал.

Бараха зарычал в ответ.

Пес прыгнул, нацелившись на пах, но пленник успел извернуться и поймать противника в тиски, сдавив его горло ногами. В тот же миг оба покатились по полу. Зверь рвался изо всех сил, но Бараха, несмотря на полученные раны, держался и не отпускал. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем пес дернулся в последний раз и испустил дух.

Когда сердце немного успокоилось, а в глазах прояснилось, Бараха увидел на запястьях содранную кожу и обрывки ремней и понял, что сумел освободиться в миг величайшего страха. Правда, впоследствии он говорил уже не о страхе, а всего лишь о величайшем отчаянии.

Из-за ширмы донесся странный, похожий на хныканье звук. Бараха понял, что оттуда, из-за узорчатого экрана, за ним наблюдает сам Солнечный Царь и что теперь ему известна сила рошунов.

Окровавленного и истерзанного, Бараху снова окружи ли телохранительницы-хайти. Пленника поспешно увели вниз по тем же каменным ступенькам и бросили в тот же каменный мешок. Прежде чем уйти, хайти пообещали привести нового пса и приготовить ремни понадежнее.

К тому времени в монастыре Сато уже знали о судьбе брата. Провидцу было во сне видение, из коего явствовало, что Бараха пребывает в плену, где испытывает неописуемые страдания. Новость передали — через почтовую птицу — Эшу, который находился в тот момент на острове Лагос. Эш срочно перебрался на материк, в Машен, а оттуда под видом пилигрима в Облачный город. Еще несколько дней ушло на разведку и подготовку плана.

В Запретном Святилище готовились отмечать день рождения любимой наложницы золотого божества. Приглашение поучаствовать в празднике получили только самые проверенные, самые привилегированные. Вечером, за торжественным обедом, гостям предлагались самые изысканные угощения, самые экзотические блюда: запеченные светляки и песчаные креветки в меду, редкие бескрылые птицы, приготовленные с сохранением оперения, сваренные в мешочке яйца муалы и огромнейшие рыбины, жарить которых пришлось во дворе, поскольку в кухне для них не хватило места. К столу их доставляли под охраной. Центральным номером этого фестиваля кулинарных шедевров стала гигантская жужелица, внесенная в банкетный зал сорока прислужниками и занявшая едва ли не весь стол, длина которого составляла шестнадцать шагов. Широкая, как бочонок, и белая, как личинка, она за всю свою долгую жизнь никогда не вылезала на свет, скрываясь в глубоких трещинах и разломах. Гости еще не успели полакомиться этим деликатесом, когда в зал вошел Солнечный Царь, окруженный со всех сторон бдительными телохранительницами. Гости распростерлись на иолу, приветствуя повелителя.

В наступившей тишине никто поначалу и не заметил, как из бока огромного червяка появилось нечто.

Следует сказать, что надрезы на туловище делали повара — через них внутрь жужелицы закладывали нежную начинку, — но когда кто-то завизжал и все обернулись, то увидели не что иное, как человеческую руку. Вслед за рукой появилась голова, потом вторая рука, а затем и туловище человека, который, тяжело отдуваясь, шлепнулся на пол. Впрочем, уже в следующее мгновение он вскочил, не обращая внимания на жалкое состояние одежды, пропитавшейся внутренними соками червяка.

Солнечный Царь сидел на другом конце стола, абсолютно голый, но покрытый с головы до ног блестящей золотой краской. Странный чужак, со своей стороны, ничем особенным не выделялся, и в руках у него ничего не было.

Когда незнакомец направился к Солнечному Царю, присутствовавшие расступились, шокированные, возможно, необычным, иссиня-черным цветом его кожи. Казалось, сам Мировой Змей возвратился в человеческом обличье.

Пораженные явлением этого призрака тьмы, даже телохранительницы-хайти лишь таращились во все глаза на необыкновенного гостя, который преспокойно взошел па помост, где сидел Солнечный Царь, и наклонился к нему, словно с намерением поцеловать.

Лишь блеск вынырнувшего неведомо откуда клинка разбил наконец чары. Острие уткнулось в золотую шею бога.

— Назад! — рявкнул Эш, останавливая тех, кто устремился было спасать своего хозяина. Похоже, неуязвимым Солнечного Царя уже никто не считал.

Телохранительницы видели клинок, видели незнакомца, его сверкающие глаза и белые зубы. Видели и не решались рисковать.

Эш приказал освободить и привести его товарища. Никто не пошевелился, и он повторил распоряжение, обратившись на этот раз к самому царю:

— Сделаешь это, и я не стану тебя убивать.

Поверил ему Солнечный Царь или нет, неизвестно, но его дрожащая рука изобразила повелительный жест.

Дальше время тянулось медленно. Все ждали, когда Бараху доставят из темницы. Ученики бога уже начали проявлять признаки беспокойства и перешептываться, а на лице Солнечного Царя проступили из-под золотой краски капли воняющего страхом пота. Ситуация смахивала бы на фарс, если бы не хайти, терпение которых истощалось. Эш понимал, что кто-то из них вполне может сорваться и попытаться освободить хозяина.