Фарландер - Кол Бьюкенен

Алеас мгновенно повернулся и посмотрел на неловко поднимающегося приятеля скорее с интересом, чем с удивлением. Руки его все еще сжимали переброшенную через плечо пустую сеть.

Короткий, без замаха, удар справа — и улыбку на лице Алеаса стерла растерянная гримаса. Опомниться он не успел, поскольку второй удар, уже ногой, пришелся прямо в пах. Нико и сам скривился от боли.

Алеас побледнел и, задохнувшись, медленно осел.

— А без этого было не обойтись? — пробормотал он, потирая ушибленное место.

— Иногда жизнь не оставляет нам выбора. Увы, мир жесток и несправедлив, — философски ответил Нико. — Так что вот так.

— Ну что, должны бы уже вернуться, — заметил Кош, передавая чашку Эшу.

— Ты действительно думаешь, что он может победить? — спросил Ошо, поглядывая на ворота.

Кош пожал плечами:

— Как ты сам всегда говорил, в победе никогда нельзя быть уверенным, даже когда она достигнута.

Ошо усмехнулся, а Эш согласно кивнул.

— Если твой парень победит, — подал голос Бараха, тоже не сводивший глаз с ворот и при этом нетерпеливо постукивавший себя по ноге, — я прямо здесь проглочу собственный язык.

— Ох, не надо, — поморщился Кош. — Не думаю, что мне это понравится.

В углу двора водяные часы отсчитывали последние минуты часа. Эш с удивлением обнаружил, что и сам испытывает непривычное волнение. Может быть, из-за Барахи, который даже не скрывает своего нетерпения? Или, может быть, ему самому не так уж безразличен исход состязания?

В любом случае успех пошел бы мальчишке на пользу. Победа, одержанная на глазах всей монастырской братии, помогла бы успокоиться, проникнуться уверенностью в собственных силах.

— Идут, — объявил Кош за мгновение до того, как два послушника появились в проеме ворот. Ожидавшие во дворе рошуны вскочили, другие высунулись в окна.

— Ха! — воскликнул Кош. — Идут вместе. И посмотрите-ка, рыбу несут вдвоем!

Это еще что?

Эш невольно улыбнулся.

Бараха раздраженно сложил руки на груди и задвигал челюстью, как будто и впрямь жевал собственный язык.

Грязные, потные, в мокрой одежде, рыбаки остановились перед шумной толпой, словно говоря, что с этим делом покончено и пусть каждый думает что хочет. Переглянувшись, они бросили сеть с рыбой на землю перед своими наставниками.

— Все, хватит, — негромко сказал Алеас, и Бараха, которому и адресовалось это предложение, молча наклонил голову.

Рошуны обступили учеников, Кош одобрительно похлопал каждого по спине, а Алеас с застенчивой улыбкой положил руку на плечо Нико.

Появление Провидца первым заметил Ошо, сделавший вдруг несколько шагов к воротам. Эш последовал за ним. Вместе они подошли к согбенному старцу.

— Что-то случилось, — пробормотал Алеас, увлекая за собой Нико.

— Кен-даи, — провозгласил Провидец, и голос его прозвучал необычайно громко в наступившей тишине.

— Что он говорит? — шепотом спросил Нико, но старец еще не закончил.

— Рамажи канна су.

— Говорит, что ему был сон, — перевел Алеас, наклонившись к приятелю.

— Сан-ари, су шидо маташа.

— Говорит, что решил сообщить об этом, прежде чем мир обернется еще раз.

— Ан рошун тан-су... Антон, Килос ши-Басо... ли ан-йиличо. Нага-су!

Алеас охнул. И не он один. На мгновение двор как будто застыл.

— Три наших рошуна, те, кого мы послали с вендеттой к сыну Матриарха... они все убиты... в Косе.

— Ан Басо ли нага-сан, ножи ан-йиличо.

— Басо, чтобы не попасть в руки жрецов, покончил с собой, совершив старинный обряд.

Казалось, стих даже ветер. Люди затаили дыхание, ожидая продолжения, но старец, похоже, сказал все, что хотел.

— Хиракама. Сан-шри Дао, су будос, — изрек он наконец и потер ладони. Потом повернулся и устало, покачивая вытянутыми ушами, побрел прочь.

— Вот и все. Да пребудет Дао с вами, братья.

Теперь все смотрели на Ошо. Лицо старого генерала оставалось бесстрастным, но Нико заметил, как побелели костяшки сжатых в кулаки пальцев.

Молчание затягивалось. Рошуны ждали от своего вождя... чего? Может быть, речи. Может быть, нескольких слов в память о погибших товарищах. Ни того ни другого, однако, не последовало, и молчание растягивалось, превращаясь в пустоту, которую требовалось заполнить.

Ошо стоял неподвижно, скованный напряжением. Никто не знал, что делать. Словно выражая общую неуверенность, какой-то молодой рошун откашлялся и переступил с ноги на ногу.

Эш сделал шаг вперед. И то же самое мгновенно повторил Бараха. Оба заговорили одновременно.

— Я готов, — объявил Эш.

— Я тоже, — произнес Бараха.

Оба рошуна удивленно посмотрели друг на друга.

Стоявшие за своими наставниками Нико и Алеас тоже шагнули вперед.

Бан провел под землей едва ли не весь день. В проходивший под внешней стеной лабиринт туннелей и подземных камер, где денно и нощно работали саперы и Спецы, его отправил генерал Крид. Инструкции были просты: дать независимую оценку состояния людей, пытающихся воспрепятствовать попыткам неприятеля подорвать Щит.

Как призраки. Именно такое сравнение пришло в голову после первого часа, проведенного в неприветливых, холодных коридорах, где защитники города не только работали, но иногда и воевали.

Изможденные, грязные оборванцы — вот кого увидел инспектор. Под землей работало немало заключенных, выпущенных именно на этом условии, но были и добровольцы, прежде всего бывшие шахтеры. Лица их в чахлом свете фонарей отливали болезненной бледностью. В глухой, гробовой тишине они вгрызались в землю, выбирали грунт, укрепляли потолки и стены просмоленными опорами. Трудились на износ, и времени на сон почти не оставалось. Рабочая смена длилась одиннадцать часов, полдня, и под землей это время казалось вечностью. Выбираясь на поверхность, люди хватали жадно свежий воздух и жмурились от яркого света, как вернувшиеся в мир живых мертвецы.

Отдельную категорию составляли Спецы. Жилистые, поджарые, отчаянного вида мужчины, в скрипучих черных кожаных доспехах, с изуродованными шрамами лицами, они сидели обычно в тесных комнатах, играли в карты, чинили экипировку или просто ждали. Ждали сигнала тревоги. У многих были с собой собаки, сильные, крепкие животные особой породы, выученные для работы под землей и так же, как и хозяева, отмеченные многочисленными шрамами. В свободное время ищейки лежали на полу, привязанные поводками к столбам, облаченные, как и люди, в защитные доспехи; носы их время от времени подергивались, реагируя на далекий лай других собак.